Дорогой мужества - Д. Хренков

— Да перестань ты, дочка, — добродушно говорила бабушка, — ты же знаешь, Ванюшка видеть не мог плаксивых. Иди-ка лучше к столу, щец горяченьких поешь, оно и на душе враз полегчает.

Но вот с фронта пришло последнее письмо. И было оно не от отца, а от его командира. Сообщалось в нем о том, что «командир орудия коммунист старший сержант Иван Романович Лопырев погиб смертью героя, защищая от врагов колыбель революции — Ленинград».　

Прошло несколько лет. Однажды Юра возвратился из школы сияющий и радостный, с красным галстуком на шее — в этот день его приняли в пионеры. Мать обняла сына, крепко прижала к груди:　

— Поздравляю тебя, сынок. Будь настоящим человеком, каким был твой отец.　

Федосия Дмитриевна подошла к комоду, открыла левый верхний ящик и достала со дна большую пачку перевязанных голубой тесьмой пожелтевших от времени конвертов.　

— Возьми, посмотри, это от отца… — Мать не закончила фразу, мягкий и добрый голос ее сорвался, задрожал. Она отвернулась, чтобы скрыть слезы, и быстро вышла из комнаты.　

* * *　

На улице давно сгустились сумерки, пригнали с лугов стадо, с веселой песней прошли с работы девчата; мать суетилась около печки, готовя ужин. Ничего этого не замечал Юра. Взволнованный, он сидел у распахнутого в сад окна, как когда-то сидела его мать, и, не отрываясь, листок за листком читал фронтовые отцовские письма.　

«…С группой товарищей из нашей батареи, — писал отец, — я на днях был в Смольном, награды за бои нам вручали. Все переволновались больше, чем на передовой, когда отбивали налет гитлеровских стервятников. Да и как не волноваться. Впервые мы увидели Смольный, поднялись по светлым мраморным лестницам дворца в большой зал. Сели и не дышим. Тишина, словно перед боем. Слышу, толкает меня в бок сосед, наводчик наш, и осторожно, шепотом: «Знаешь, командир, тут же сам Ленин выступал». От этих слов я вздрогнул: ведь и зал, и колонны, и большие светлые окна видели и слышали Ленина. Здесь, в этом светлом зале,　звучал его голос, здесь, по этим мраморным лестницам шел он, окруженный матросами и солдатами, в незабываемом 1917 году — первом году революции. И поверь, мне так захотелось, чтобы в эту вот минуту рядом со мной была ты с сыном, чтобы вы вместе со мной разделили чувства радости и гордости. Гордости за то, что я, деревенский доктор-ветеринар из глухой деревни, стою в зале Смольного, в штабе революции, и в руках моих винтовка, и ею я защищал и Смольный, и революцию, и Ленина. Мне в это счастливое мгновение казалось, что я и есть тот солдат революции, который шел на штурм Зимнего. Только теперь мы штурмовали не дворец, а грудью встали на защиту Ленинграда и всех его исторических памятников, его жителей — страдальцев и героев.

Потом я услышал свою фамилию. Не знаю, как я подошел к столу, как мне прикрепили на пропахшую по́том гимнастерку и орден Славы. И вновь мне так захотелось, чтобы рядом со мной встал мой сын, Юра. Я знаю — сын подрастет, возмужает и поймет мои настроения, мое волнение. Я буду бесконечно счастлив, если увижу, что сын пошел по моим стопам. А моя дорога — это дорога чести. Может быть, пишу я и высокопарно, но на это есть основания. Когда всем нам вручали награды, мы услышали такие слова, которые взволновали нас до глубины души. Оказывается, те три самолета, которые мы вчера сбили на подступах к Ленинграду, летели бомбить нашу «Дорогу жизни», по которой эти минуты переправлялись на машинах в тыл сотни ленинградских мальчишек. И я вновь вспомнил о нашем Юрке…»　

Следующее письмо, неоконченное и наспех написанное перед боем:　

«…Только что похоронили боевого товарища Кузьму Прохорова из-под Рязани. Это наш парторг. Человек исключительной души и отваги. Он и погиб на боевом посту, отражая напор танков врага. Похоронили мы его недалеко от огневых позиций, на небольшом старинном кургане, говорят, что тут в старину был сторожевой пост, охраняющий город от недругов. Коммунист Кузьма Прохоров остался вечно на посту у стен великого города — колыбели Октября… На холмике мы поставили небольшую пирамидку с пятиконечной звездой. Пройдет время, и народ поставит величественный памятник героям, защищавшим Ленинград. Мы, воины, верим, что так и будет».　

…И только об одном умолчали листки фронтовых отцовских писем: они ничего не рассказали Юрию о том, как воевал его отец на фронте, как он вел себя в бою. Отец был скромным человеком и ничего не сообщал в письмах домой о своих трудных и больших фронтовых путях-дорогах. Да и зачем было ему писать, тревожить жену, сына. Под Воронежем, недалеко от родных мест, где на берегу небольшой реки Вороны расположилось его село, шли бои. Село тоже чуть не стало боевым рубежом. Вот, видимо, поэтому каждое письмо кончалось словами: «За меня не беспокойтесь. Утром услышите по радио слова «Ленинград сражается, Ленинград победит», значит это сражаюсь и я, и тысячи таких, как я, и мы обязательно победим».　

А как хотелось сыну во всех подробностях узнать о сражавшемся у стен Ленинграда отце, открыть эту очень нужную ему, сыну, сторону жизни отца — коммуниста, бойца. Юрий посылал во все концы страны письма с надеждой найти ту воинскую часть и людей, с которыми служил отец. Но не так-то просто было напасть на отцовский след, затерянный на дорогах большой войны.　

Годы шли. И вот уже Юрий Лопырев приколол к своей груди красный эмалевый флажок с дорогими буквами — ВЛКСМ. В его комсомольском билете всегда хранилось одно из писем отца, в котором Иван Романович писал: 　

«Когда ты, Юрий, подрастешь, а я верю и знаю, что ты будешь хорошим советским человеком, тогда все сам узнаешь о той суровой, справедливой войне нашего народа, узнаешь о нас, простых солдатах, бесстрашно сражавшихся в бою за родной народ, за Родину, за тебя, мой дорогой и любимый сын…»　

На призывной комиссии у Лопырева была одна просьба: послать его в ту часть, где служил в годы войны его отец. Военный комиссар одобрил намерение Юры и обещал сделать все возможное, чтобы удовлетворить просьбу. Наверное, не совсем легко это было сделать военному комиссару, и службу молодому солдату Лопыреву пришлась начинать вдали от фронтовых дорог отца.　

Вскоре Юрий послал в Ленинград два письма: одно в обком комсомола, другое — командующему войсками Ленинградского военного округа. Участливо отнеслись