Михаил Суслов. У руля идеологии - Вячеслав Вячеславович Огрызко

Музыкальный критик Г. Шнеерсон пропагандировал на страницах советской печати современную упадочную американскую, английскую и французскую музыку, некритически восхваляя её. Его работы «Леопольд Стоковский» («Советская музыка», 1941 г., № 5), «Порги и Бесс» («Советская музыка», [1946 г.], № 5–6), «Музыкальная Франция» («Советская музыка», № 11) полны раболепного преклонения перед западной буржуазной музыкой и её деятелями. В 1945 году Шнеерсон писал: «Меня, как человека, много лет наблюдающего за успехами американского музыкального творчества, не может не радовать широкое признание нашей массовой советской аудиторией Джорджа Гершвина. Это настоящая музыка, которая никого не оставляет равнодушным. И при том это новая музыка, свежая, полнокровная, в которой бьётся пульс американской жизни».

Примеров, подтверждающих низкопоклонство перед упадочной буржуазной культурой, стремление подчинить развитие советской музыки интересам американской и западноевропейской буржуазной публики можно привести очень много.

Комитет по делам искусств считал бы целесообразным привлечь к суду чести Житомирского, Мартынова, Бэлзу, Шнеерсона, Мазеля, Шлифштейна, в первую же очередь необходимо было бы судить троих из них, остальные должны фигурировать в ходе суда в качестве свидетелей во время допроса, в речи общественного обвинителя и т. д.

Общественным обвинителем на судебном процессе целесообразно выдвинуть профессора Московской консерватории т. Келдыша Ю.В.

ЦК ВКП(б) утвердил состав суда чести при Комитете по делам искусств при Совете Министров СССР в составе: Сурин В.Н. (председатель), Тарасова А.К., Царёв М.И., Державин М.С., Покровский А.В., Рототаев А.С., Дорохин Н.И.

Целесообразно было бы т. Рототаева вывести из состава суда чести, так как он себя скомпрометировал строительством дачи (вопрос этот рассматривается в КПК), от работы заместителя председателя Комитета он будет освобождён.

Прошу вместо т. Рототаева ввести в состав суда чести тов. Беспалова Н.Н.

Председатель суда чести т. Сурин, работая ряд лет заместителем председателя Комитета по делам искусств, осуществлял руководство Управлением музыкальных учреждений Комитета и полностью отвечает за допущенные ошибки в области музыки. Прошу т. Сурина освободить от работы председателя суда чести. Председателем суда чести целесообразно было бы утвердить т. Беспалова Н.Н.»[169].

Предложения Лебедева вызвали у Жданова большие сомнения. Записку нового председателя Комитета по делам искусств он передал на рассмотрение Суслову. А тот от инициативы Лебедева пришёл в ужас. «Т<ов>. Лебедев, – заключил Суслов, – ставит вопрос неправильно. Т<ов>. Лебедеву разъяснено».

Спустя пару лет Поликарп Лебедев был с треском отправлен в отставку. Что же касалось Храпченко, то Суслов, когда подули новые ветры, всё сделал, чтобы вернуть того в руководящую обойму.

После проколов Шепилова на музыкальном фронте Суслов вынужден был часть мероприятий Агитпропа взвалить лично на себя. В частности, он взял под свой контроль всё, что имело отношение к прессе, хотя в Управлении пропаганды и агитации за это отвечал его новый заместитель Леонид Ильичёв.

22 марта 1948 года Суслов собрал в Агитпропе редакторов «Правды» П. Поспелова, «Комсомолки» А. Блатина, «Труда» Н. Куликова, «Литературки» В. Ермилова, «Московского большевика» И. Саутина, «Красной звезды» И. Фомиченко, руководителя ТАСС Н. Пальгунова, председателя Всесоюзного радиокомитета А. Пузина и других представителей центральной прессы. На совещание явились заместители заведующего отделом центральных газет Агитпропа В. Лебедев и Е. Худяков, консультанты В. Кундин, Ф. Николаев-Уралов, А. Потёмин, И. Петухов, А. Чумаков, другие сотрудники Управления пропаганды и агитации. Не было только заведующего сектором центральных газет. Предыдущий – Ваган Григорян – недавно отбыл в Бухарест, а новый ещё не был назначен.

Суслова прежде всего интересовало, как в газетах обстояли дела с критикой и библиографией. Казалось бы, это ли самая важная была тема? Или других не нашлось? Но Агитпроп прикрылся тем, что хотел посмотреть, какие изменения произошли после принятия в 1940 году постановления ЦК о критике и библиографии.

Однако кого Агитпроп собирался провести? Все приглашённые редакторы были тёртыми калачами. Тот же Ермилов из «Литгазеты» не забыл, что предшествовало принятию в 1940 году постановления ЦК. Одна группа писателей объявила войну другой. Фадеев, поддержанный критиками Ермиловым и Кирпотиным, задался целью уничтожить научную школу венгерского исследователя Г. Лукача и журнал «Литературный критик». Однако сведение личных счётов было в 1940 году подано Фадеевым как идейная борьба с врагами партии.

Но с тех пор прошло семь с лишним лет. Лукач из Советского Союза давно уехал, а журнал «Литературный критик» ещё перед войной закрылся. Зачем же понадобилось возвращаться к вопросу об исполнении давнего постановления ЦК? Объясним. В январе 1948 года Константин Симонов напечатал в «Новом мире» повесть Владимира Добровольского «Трое в серых шинелях», которая рассказывала о недовольстве вернувшихся с войны фронтовиков. А потом на неё откликнулся в «Правде» Осип Резник. Но как откликнулся? По сути, разнёс Добровольского.

Рецензия Резника возмутила даже Сталина. По указанию вождя критика, а заодно и «Правду» поправил новый заведующий отделом литературы Агитпропа ЦК Николай Маслин. Он опубликовал в газете Агитпропа «Культура и жизнь» статью «Дубинка вместо критики», взяв повесть Добровольского под защиту.

В редакторских рядах перепалка газеты «Культура и жизнь» с «Правдой» вызвала переполох. Все стали искать тайный подтекст в статье Маслина. А самое главное – у ряда редакторов возник вопрос: так кому и чему теперь поклоняться – Константину Симонову, который дал «зелёную улицу» в чём-то упадочнической повести Добровольского, или Фёдору Панфёрову, открывшему в литературе нового героя – кавалера «Золотой Звезды» Семёна Бабаевского? Вот для чего потребовалось совещание редакторов – дать прессе чёткие и ясные установки.

Доклад на совещании сделал Леонид Ильичёв, который до перехода в Агитпроп редактировал вторую по значимости газету в стране – «Известия». Он привёл такие цифры: в 1947 году в стране вышло свыше тридцати тысяч книг, а наша пресса дала информацию лишь о нескольких сотнях, при этом зачастую впадала в необъективность. И что интересно: первым делом Ильичёв лягнул газеты за пафосные публикации о повести Константина Симонова «Дым Отечества». Как утверждал Ильичёв, эта повесть страдала существенными недостатками.

Всё бы ничего, если не одно «но». Все знали, что Симонов пользовался поддержкой Сталина. И вряд ли Ильичёв лягнул Симонова по своей воле. Это означало, что Симонов не уловил перемены в генеральной линии партии. Но в чём конкретно прокололся писатель? Ильичёв прямого ответа не дал, но все и так поняли. В повести «Дым Отечества» он неверно расставил акценты и допустил низкопоклонство перед Западом.

Так, значит, вот в чём заключался главный смысл созванного Сусловым совещания. Агитпроп посылал редакторам недвусмысленный сигнал: с одной стороны, усилить критику Запада, а с другой – отколоть от Симонова молодых писателей типа Добровольского.

Итоги Суслов подвёл так:

«Я думаю, что не проходит ни одной серьёзной критико-библиографической статьи в наших газетах, которая бы не читалась товарищем Сталиным. Больше того, товарищ Сталин находит время прочитать книги и