Виги и охотники. Происхождение Черного акта 1723 года - Эдвард Палмер Томпсон

Такие беспорядки распространялись только в лесных местностях, а также в частных поместьях с оленьими парками и рыбными прудами. В управлении лесами Беркшира и Хэмпшира имелись существенные различия, так же как и в характере беспорядков в этих двух графствах, а поэтому удобнее всего будет рассматривать их по отдельности.

В начале XVIII века от центра Лондона до Виндзорского замка можно было доехать в быстром экипаже всего за два с половиной часа. Летом королева Анна часто переезжала с двором в Виндзор, и Тайный совет спешил сюда по делам. Георг I, когда не пребывал в Ганновере, предпочитал летом выезжать на отдых в Хэмптон Корт или в Ричмонд (где в изобилии водились олени), но иногда тоже бывал в Виндзоре[39]. В период его правления в пейзажах Виндзорского леса и в образе жизни людей в нем наблюдались разительные контрасты. Сам Виндзор с ближайшими окрестностями в роли летней резиденции двора предлагал все прелести цивилизации. В садах фешенебельных «вилл» на берегу Темзы росли абрикосы и персики[40]; знатные придворные, такие как граф Ранелаг и герцог Сент-Олбанс, располагали роскошными резиденциями, откуда можно было быстро доехать до королевского замка. А в нескольких милях лежал Бэгшот Хит, печально известное прибежище разбойников с большой дороги:

Изготовившись к бою, мы пересекаем Бэгшот Хит,

Где продувшиеся картежники часто восполняют свой проигрыш, —

так писал Джон Гэй в 1715 году, и в 1723‑м дела обстояли не лучше[41]. Даниель Дефо тогда же описывал Бэгшот Хит как место «…не только неплодородное, но даже совершенно бесплодное, преданное запустению, ужасное и устрашающее на вид, не только малопригодное, но и ни на что не годное; бо́льшая часть его представляет собой песчаную пустыню, так что нередко здесь приходит на ум Аравия Пустынная…»[42].

Сам Виндзорский лес имел более тридцати миль в окружности и занимал около ста тысяч акров, а кроме того, на его окраинах находилось несколько участков королевских лесных угодий, переданных в частное владение (так называемых «пёрлью»: дословно «земель, примыкающих к королевскому лесу». — Прим. ред.), которые в некоторых отношениях также подлежали действию лесного права[43]. Часть этого леса составляли парковые угодья и широко разбросанные могучие дубы, его пересекали прямые дорожки. В лесу встречались огороженные пашни и луга, а другие участки были покрыты густым перелеском, кустарником и папоротником в человеческий рост, где олени могли спрятаться или уйти от погони с собаками; а еще там расстилались вересковые пустоши, на окраинах которых жили незаконные поселенцы. Фактический статус леса сложился так, а не иначе в силу различного юридического и административного подчинения его частей, а не какого-либо единообразного экономического устройства. Короне принадлежал Малый парк Виндзора, свыше трех миль в окружности, и Большой парк Виндзора, который, как узнал Дефо, достигал четырнадцати миль в окружности[44]. Но из пятнадцати с лишним крупных поместий в этом лесу короне принадлежали только Брэй и Кукхэм, а также частично — Новый и Старый Виндзор. Другие помещичьи усадьбы и бо́льшая часть их земель оставались в частных руках.

Неподготовленному глазу лес кажется просто девственной территорией — это пространство древесной растительности и вересковых пустошей, оставленное в «диком» состоянии, где лесные звери, в том числе олени, могут бегать как хотят. Но у леса своя сложная экономика; и там, где появлялось много лесных поселений, возникала труднорегулируемая конкуренция между потребностями благородных оленей и ланей, мелкой дичи или, с другой стороны, свиней, крупного рогатого скота, овец, а также нуждой людей в древесине, дровах и в перемещении по лесу.

В теории олени не только составляли «главную прелесть и красу леса»[45]; не менее важно, что экономика их содержания превосходила все другие нужды, поскольку особой функцией этого королевского леса было предоставлять Его Величеству отдых от государственных забот. Такое назначение было закреплено законом, на него ссылались королевские чиновники[46], и оно прославлялось в литературной традиции:

Здесь я видел короля, отринувшего великие дела

И отбросившего заботы,

Сопровождаемого на охоте всем цветом

Юности…[47]

Королева Анна так и поступала на практике, хотя и с меньшей пышностью: как сообщал Свифт в 1711 году, она «охотится в легком экипаже с одной лошадью, которой правит сама, и носится неистово, как библейский Ииуй, будучи могучей охотницей, подобной Нимроду»[48].

Королевская добыча, однако, не множилась в изобилии и не плодилась сама собой. Оленям требуются обширные кормовые угодья, как с травой, так и с листвой кустарников и нижних веток деревьев («на высоту рогов»). Вкус у них утонченный, но при этом разнообразный: они особенно любят молодые побеги зерновых и овощных культур, зимой кору молодых деревьев и иногда перепадающие им лакомства, такие как яблоки. Царственный благородный олень и обыкновенная лань (оба эти вида водились в Виндзоре) уживаются вместе не лучше, чем рыжая и серая белки. Благородные олени и лани, как правило, держались на расстоянии друг от друга и нуждались в этом расстоянии, чтобы прокормиться. Мирно соседствуя с коровами, оба вида напрямую соперничали с овцами и лошадьми, которые, как и олени, выщипывают траву под корень. Серьезная конкуренция с овцами могла выгнать оленей из леса на соседние обрабатываемые земли, и очень редко деревянные заборы или ограды могли долго сдерживать их. Зимой их корм дополнялся сеном, древесными побегами («сучки и вершки, или нежные молодые ветки и верхушки деревьев», ветви падуба и т. д.), которые лесники срезали и оставляли лежать на земле, чтобы олени могли объедать с них листья и кору. В середине лета оленям требовалось, чтобы их не беспокоили, пока самки рождают потомство, а в «месяце запрета на охоту»[49] обширные участки леса, с ограждениями или без них, должны были оставаться совершенно неприкосновенными. Кроме того, некоторые излюбленные места обитания оленей отводились под «заповедные территории» круглый год; а поскольку сами олени могли нанести почти такой же вред, как и козы, другому важному элементу лесной экономики — деревьям, то молодые рощи и новые лесопосадки часто приходилось ограждать как от оленей, так и от мелкого рогатого скота, пока деревья не вырастали достаточно большими, чтобы пасущиеся животные не наносили им непоправимого ущерба.

Однако этим королевские права на лес ни в коем случае не ограничивались. В попытке узаконить перечисленные требования Натаниэль Бут, председатель Виндзорского суда Суанимота, в сентябре 1717 года представил суду подробный наказ, который он в дальнейшем опубликовал