Глина и кости. Судебная художница о черепах, убийствах и работе в ФБР - Элизабет Бэйли

Уильям Шэтнер играет там ведущего; он спрашивает хорошенькую, но не слишком сообразительную Мисс Род-Айленд об идеальном свидании. Вместо того чтобы описать романтическую прогулку по пляжу или ужин со своим парнем, она называет точную дату на календаре.

Мне тоже пришлось назвать отделу персонала точную дату, мой последний официальный день на работе, так что я отсчитала две недели от того кошмарного теста на полиграфе и внезапно рассмеялась, осознав, что моя карьера совершила полный круг.

Я уволилась в тот самый день, который выбрала Мисс Род-Айленд: «25 апреля. Потому что это не слишком жарко и не слишком холодно. И достаточно просто набросить легкий жакет».

Удивительно, сколько государственных служащих начинают отсчитывать дни до пенсии, когда до нее еще несколько десятков лет. Некоторые запускают счетчик в первый же день на работе, и с такими людьми мне никогда не хотелось оказаться бок о бок. Это чувство взаимно: они насмехаются над теми, кто искренне наслаждается своей работой и полностью отдается ей.

ФБР любит подготавливать своих сотрудников к отставке и указывает им временные ориентиры для этого процесса. Так удобнее не столько сотрудникам, сколько начальству. В Бюро работает тридцать пять тысяч человек, и в увольнении задействовано множество отделов: управление персоналом, бухгалтерия, страхование здоровья, страхование жизни, пенсионный, отдел безопасности – все они принимают участие. Процесс начинается за год до даты увольнения, и тебе присылают напоминания: обратиться в бухгалтерию за 12 месяцев, отправить вот этот бланк за три месяца и так далее.

Пока ты ходишь на семинары по увольнению и рассылаешь документы в разные отделы штаб-квартиры, начинают распространяться слухи. Все в курсе, что кто-то уходит меньше чем через год, потому что это все равно что освободиться из тюрьмы.

Сотрудник восторженно рассуждает о том, сколько у него будет свободного времени, и шутит, столкнувшись с коллегой в коридоре: «Еще три месяца, и все! Буду вспоминать о тебе, попивая „Маргариту“ на пляже!»

Дело тут не только в логистике. Годовой процесс позволяет сотруднику подготовиться психологически, потому что увольнение – это шок, особенно если человек любит свою работу, как люблю ее я.

У меня все было спланировано: я выхожу на пенсию в июне 2021-го, когда мне исполнится шестьдесят. Сначала я просто расслаблюсь. Займусь творчеством. Я не знала точно, как это будет, но представляла, что вдохновение придет, когда настанет момент. Возможно, я устроюсь на работу с частичной занятостью, пока Рид тоже не выйдет на пенсию, а потом мы переедем в Европу и будем познавать мир.

Но внезапно я оказалась свободна. Это было страшно и восхитительно, и мой мозг не мог этого осознать. У меня не было времени все переварить. Единственное, что меня занимало, – я не дала ФБР насладиться снятием с меня секретности. Меня не выгнали, не вывели под охраной с базы. Я сама сняла микрофон и сошла с трибуны с высоко поднятой головой. Это было потрясающе.

В тот же вечер, когда мы с Ридом постановили, что я подаю заявление, мы приняли и другое решение: мы переедем в Вегас, чтобы быть ближе к Лос-Анджелесу и проекту, над которым Рид работал. Мы хотели начать с чистого листа где-нибудь в другом месте – как можно дальше от Вашингтона, округ Колумбия. Нам оставалось только дождаться конца срока аренды дома, то есть прожить в нем еще четыре месяца.

Верная себе, я была постоянно занята. Я обставляла нам квартиру. Паковала вещи, ездила по магазинам, что-то продавала на eBay. Навещала своих двоюродных братьев и сестер, ходила по антикварным лавкам с Лорен, читала книги и смотрела фильмы, ложилась спать так поздно, как мне хотелось.

Я поклялась, что ни одной секунды жизни больше не потрачу на Гарри или Фрэнка, на ФБР и несправедливость, которой там подверглась. Я отстранилась от этого опыта, как и от прочих неприятных вещей, которых навидалась на работе – боли и крови, – и это мне помогло.

Как-то раз я проснулась в три часа ночи и никак не могла заснуть, поэтому прибегла к проверенному средству: горячему шоколаду и старому фильму с Бетт Дэвис. Через десять минут я уже крепко спала.

Но на следующую ночь я опять проснулась в три. И на следующую, и на следующую, и на следующую, и горячий шоколад меня больше не успокаивал. Я просыпалась, дрожа от бессильного гнева, а мысли так и метались у меня в голове. Все, что я загнала на задворки сознания и поклялась забыть, возвращалось ко мне и всплывало на поверхность. Я села за компьютер и начала записывать свои мысли – свободный поток слов, изливаемых моим мозгом. Когда я не могла записывать достаточно быстро, то наговаривала на телефон, а потом делала транскрипт.

Неделями я ложилась в одиннадцать вечера, просыпалась в три ночи и писала до обеда. Я не чувствовала усталости – меня подстегивал адреналин. Мне еще очень многого хотелось достичь в свой профессиональной сфере. Я обожала работу судебного художника, а они сделали все, чтобы убить эту любовь, атакуя меня на том фронте, который имел для меня самое большое значение, – профессиональном.

По мере того как накапливались страницы рукописи, мой праведный гнев начал сменяться искренним смехом. Вы можете поверить, что они это сделали? Нет, серьезно? Это было безумие. Весь этот кошмар был настолько невероятным, настолько сумасшедшим, настолько выходил за все границы, что вызывал только хохот. Кто вообще мог бы поверить, что такое возможно – тем более в ФБР?

Единожды начав смеяться, я уже не могла остановиться. Гарри и Фрэнк были не мужчинами. Это были два злобных мальчишки, которые знали, что могут дразнить меня сколько им вздумается и им ничего за это не будет, потому что ФБР защищает их, и большой папочка всегда подержит их за ручки, поцелует в лобики и отгонит все плохое прочь.

Помню, когда в «Нью-Йорк таймс» вышла статья про Харви Вайнштейна, я подумала: «Скандал будет грандиозным». В 2017-м он не то чтобы был широко известен, но я-то точно знала, кто это, потому что мы с Лорен всегда смотрели церемонию вручения Оскара, и каждый год то одна, то другая актриса слезно благодарила Харви, а камера выхватывала в зрительном зале сонного толстяка, с трудом помещающегося в дорогущий смокинг, с лицом, как пожеванная резинка.

Прочитав статью, я пожала плечами, но, когда все больше и больше женщин начали