Грёзы о воздухе. Опыт о воображении движения - Гастон Башляр

Сюпервьеля собираются обрабатывать облака. В грезящих руках Элюара облака преображаются сами. Если литературная критика не может понять такое количество стихов, написанных авторами нашего поколения, то это потому, что она выражает о них суждение как о мире форм, тогда как они представляют собой мир движения, поэтического становления. Литературная критика забывает великий урок Новалиса: «Поэзия – это искусство психического динамизма», Gemütserregungskunst[292] (цит. по: Spenlé. Novalis, 1903, p. 356). Так оставим же суету форм и преодолеем игру, которую сами же и описали. Облако – медлительное и округлое движение; белое, бесшумно обрушивающееся движение пробуждает в нас жизнь, наполненную воображением мягким, округлым, тусклым, безмолвным, «пушистым»… В своем упоении динамизмом воображение пользуется облаками как эктоплазмой, повышающей наше чувство подвижности. В конечном счете ничто не может противостоять приглашению к путешествию, которое мы получаем от облаков, непрерывно проплывающих на большой высоте в голубом небе. Грезовидцу кажется, что облако может все унести с собой: и горе, и металл, и крик. И даже о запахе земляники Сюпервьель спрашивает:

Comment peut-on la ravir lorsque l’on n’est qu’un nuage

Avec les poches trouées?

Mais rien ne semble étonnant à ce peu de rien qui glisse,

Rien ne lui est si pesant qu’il ne puisse l’embarquer.

Как оно унесет его, если оно – всего лишь облако

С дырявыми карманами?

Но ничто не кажется удивительным этому скользящему пустячку,

И нет такой тяжести, которую облако не могло бы на себя погрузить.

В другом стихотворении Сюпервьеля проворные люди, которым наскучило тяготение, грузят на облако всю вселенную:

Des trois-mâts s’envoleront quelques vagues à leurs flancs

Les hameaux iront au ciel, abreuvoirs et lavandières,

Les champes de blé dans les mille rires des coquelicots;

Des girafes à l’envi dans la brousse des nuages,

Un éléphant gravira la cime neigeuse de l’air;

Dans l’eau céleste luiront les marsouins et les sardines

Et des barques remontant jusqu’aux rêveries des anges…

(Gravitations, p. 202)

Три мачты взлетят с несколькими волнами по краям,

Деревушки взойдут на небо, водопои и прачки,

Поля злаков с тысячей усмешек маков;

Жирафы побегут наперегонки к щеткам облаков,

Слон вскарабкается на снеговую вершину воздуха;

В небесной воде засверкают морские свиньи и сардины,

И лодки поднимутся до самых улыбок ангелов…

Страница заканчивается пробуждением мертвых. Их влечет воздушная динамика живых, ведомых облаками, возносящимися в голубое небо. И тогда, как говорила графиня де Ноайль: «Лазурь, волна, почва, все взлетает».

Облако может восприниматься и как вестник[293]. Порою – у индийских поэтов, – сообщает нам де Губернатис (La mythologie des plantes. T. I, p. 240), оно «изображается как уносимый ветром лист», а в примечании тот же автор добавляет: «Шиллер в “Марии Стюарт”, несомненно, испытал влияние стародавнего народного поверья, когда обратил к облаку обеты и горестные слова плененной королевы».

III

У того, кто пожелает отрицать роль динамического воображения в воображаемой жизни, достаточно спросить: в чем разница между облаком тяжелым и облаком легким, облаком, которое нас гнетет, и облаком, которое манит нас в высочайшие дали небес. С одной стороны, применяя непосредственно явленную диалектику, мы вспомним слова Сюпервьеля: «Все для меня облако, и я в нем умираю», с другой же – первое, открывающее бодлеровский сборник стихотворение в прозе:

– Так что же ты любишь, странный чужеземец?

– Я люблю облака… проплывающие облака… вон там… чудесные облака![294]

Одно облако нас влечет, а другое – гнетет – и все это «просто так», без всяких объяснений. Гром вовсе не нужен для того, чтобы от туч – как во время зловещей бури в «Принцессе Мален»[295] – содрогнулся весь проклятый замок, от «погреба до чердака»[296]. Темной тучи достаточно для того, чтобы беда нависла над всем мирозданием.

Чтобы объяснить ощущение удушья, причиняемое низким небом, мало связать между собой понятия «низкого» и «тяжелого». Причастность воображения здесь гораздо глубже; тяжелая туча ощущается как небесный недуг, как болезнь, сражающая грезовидца наповал и приносящая ему смерть.

Для понимания воображаемой сущности низкого и тяжелого облака следует соотнести ее с поистине активной функцией воображения облаков. В позитивном аспекте функция воображения облаков – приглашение к взлету. «Нормальные» грезы наблюдают за облаком, как за субстанциальным подъемом, завершающимся высочайшей сублимацией, растворением в зените голубого неба. Ведь настоящие облака, облака мелкие, растворяются или распадаются в вышине. Невозможно представить себе небольшое облачко, которое исчезло бы при падении. Маленькое и легкое облачко – это наиболее регулярная и непреложная тема вознесения. Оно непрестанно приглашает к сублимации. Так, в книге «Тэль» Уильяма Блейка облачко говорит Деве:

Но знай, о девушка: растаяв, я только перейду

К десятикратной новой жизни, к покою и любви[297].

Воображение форм, которое часто бывает наивно материалистическим, изображает на гравюрах длинные тропки, теряющиеся в облаках, куда бредут шествия избранных, попадающих на небеса. Однако же у этих образов, осуществляемых воображением форм, на самом деле более глубокое происхождение – из динамического воображения воздуха. Душа, грезящая, созерцая легкое облачко, видит сразу и материальный образ излияния, и динамический образ вознесения. В таких грезах об исчезновении облака в голубом небе грезящее существо всем своим бытием участвует в некоей тотальной сублимации. Воистину это образ сублимации абсолютной. Это самое дальнее путешествие.

IV

Следующая страница из Гёте дает детальный анализ воображения облаков. Кажется, будто после долгих размышлений о трудах английского метеоролога Говарда[298] поэт хочет слиться с природой в поэтическом вдохновении. Stratus, Cumulus, Cirrus и Nimbus – четыре непосредственных образа, переживаемых в явно выраженной асцензиональной психологии.

Stratus (лат. слоистое облако).

Когда с тихого зеркала вод поднимается туман и, развертываясь, будто сплошной стон, луна, сочетающаяся с колышущимися явлениями, кажется призраком, творящим других призраков, тогда, о природа, все мы – забавляющиеся и веселящиеся дети! Затем туман поднимается рядом с горой, накапливая слой за слоем; он погружает во мрак ее среднюю часть и может выпасть дождем или подняться в виде пара.

Cumulus (лат. кучевое облако).

Если же внушительная масса призвана попасть в верхние слои атмосферы, облако останавливается, превращаясь в великолепную сферу: в своей явной форме оно возвещает возможность действия – и то, чего вы