Российский колокол № 2 (51) 2025 - Литературно-художественный журнал

Человек предлагал за неё магию. Ту, что обычно не купишь.

«Поющие» кристаллы, предупреждающие об опасности. «Ещё и крыс отгоняют».

Зеркало во весь рост, в котором женщина видит себя самой прекрасной. «Побалуйте жену».

Путеводные нити из звёздной пряжи, с которыми искателю не пришлось бы тратить годы на поиски самого необходимого. «Целый моток».

С ними он смог бы найти недостающий фрагмент для панно и закончить его уже… Завтра?

Поймен обернулся, глядя на Имармени. Та улыбалась ему.

А старик всё перечислял чудеса, которые готов был отдать за неё.

Нащупав в кармане цепочку, Поймен сжал её в кулаке.

⁂

Возвращаясь домой, искатель смотрел на звёзды.

Как из них умудряются делать пряжу? Разве из таких колючих лучей что-то спрядёшь? И кто ищет звёзды, с которых можно остричь свет, что за небесные искатели?

Он шёл подле буйвола. Бубалос тащил за собой фургон, ставший совсем лёгким. Колёса поскрипывали на кочках; сверчки, стрекотавшие в сухой траве у самой дороги, затихали, заслышав тяжёлые шаги зверя.

А может, есть устройство, собирающее звёздный свет?

Почувствовав, как от усталости ноют ноги, Поймен на ходу вспрыгнул в фургон. Растянулся под крышей, закрывая глаза и силясь забыть лица, виденные днём.

По крыше повозки постучали.

Поймен высунулся из фургона, глядя вверх. Ничего не увидел; взобрался, покряхтывая, на крышу.

– Они на своих местах, как считаешь? – спросила Имармени.

Он думал, что искательница спит.

– Они-то на своих.

– Наверное, одни такие.

Имармени лежала на спине, широко раскрыв глаза. Поймен сел подле неё.

– Наверное.

– Хорошо, что до них не дотянулись, – сказала искательница.

«Их всё равно не сдвинуть с места, – подумал Поймен. – Не украсть, не остричь и не продать».

– Как думаешь, Поймен, за что этому миру проклятие?

– Это уже неважно, – произнёс искатель.

От собственного умничанья, прикрывавшего незнание, ему тут же стало противно. И сердце, подоспев на помощь, выдало правду:

– Важно, что мы можем с этим сделать.

– Это истина, – улыбнулась искательница.

⁂

Новая луна распускалась, как жёлтый цветок, которому положено стать мягким прозрачно-белым шаром.

Луна росла, и с ней – слава поющей богини. Люди в посёлках, далёких и близких, ждали её и чествовали. Весть о ней разнеслась по их краям стремительно, будто на ярмарке Имармени, как комету в небе, увидели все на свете.

Поначалу Поймен брался сопровождать её, но вскоре стал уставать от долгих вечеров, перетекавших в бессонные ночи, и разрешил искательнице ходить на «сборища» вдвоём с Монами.

Они появлялись дома всё реже. Принося, впрочем, всё более щедрые вознаграждения, среди которых Поймен замечал и ценные находки. В надежде подобрать что-то, чтобы закончить панно, искатель изучал каждую – тщетно.

Искательница уходила и возвращалась, а любовь, как говорили, оставалась там, где звучал её голос.

Поймен начал бояться, что однажды ночью Имармени не вернётся.

Так и случилось.

⁂

Минуло три дня с тех пор, как она ушла. Склоняясь над раскрытой грудной клеткой пернатого божества, получившего дурацкое имя Стрижбог, Поймен в сотый раз сказал себе: «Ушла и ушла. Всё по-прежнему, дружок».

Прошлой ночью он хотел отправиться на поиски «богини», но Лита напомнила: с ней её чудище. Что может быть надёжней? Да и где, на каком затянувшемся празднестве искать Имармени, Поймен представлял с трудом.

«Всё по-прежнему».

С кухни, как обычно, пахло мясными консервами; расхаживали взад-вперёд по своим клеткам лжебоги; Агатон обещал зайти с утра… Но, глядя в прямоугольник окна, где покачивались на сквозняке стекляшки, искатель не мог отделаться от ощущения, что он совсем один.

Задремал, воображая себя лунным волом, Бубалос. Заснула красавица Лита. Запели ночные птицы.

Поймен вышел под звёзды. Вдохнул беспечную ночь, прислушался к ней. Ничего.

Один-одинёшенек.

Поймен сел на землю, обхватив руками колени. Он смотрел на звёзды долго-долго, пока они не начали скрипеть.

Скрипеть?

Стряхнув с отяжелевшей головы дремоту, искатель посмотрел в сторону дороги и узнал силуэт огромной Монами. Вскочив, он направился к ней. Приблизившись, увидел: скрипели не звёзды, а колёса лодки, в которую кое-как впрягли жёлтую зверюгу. Та, впрочем, не выглядела расстроенной и завиляла облезлым хвостом, увидев Поймена.

Какой-то безумец не только приделал к лодчонке колёсики, но и раскрасил её так, что хотелось протереть глаза: не сон ли? У сухопутного судна была сотня глаз, сотня хвостов и разноцветная чешуя.

Поймену стало не по себе: почему это похоже на погребальную ладью? Если он заглянет в лодку, что…

– Почему она тебе так рада каждый раз? – раздался из-за борта знакомый голос.

Поймен заглянул в лодку. Имармени лежала на дне – трезвая как стекло, безмятежная и какая-то хитрая.

– Я про Монами, – пояснила она.

– В чём это ты? – задал Поймен встречный вопрос.

– В экипаже, – промолвила Имармени с деланым высокомерием. – Крутой? Можете отправиться в нём к прекрасным далям, когда ты завершишь свой труд. Дарю.

– Я волновался, – не выдержал Поймен.

Хотелось перешагнуть через борт и лечь подле неё.

– Я здесь, Поймен, – сказала Имармени, – и никуда не денусь. У меня тут свой труд.

Приподнявшись на локтях, она сняла с шеи стеклянный жёлтый шарик. Протянула его искателю.

– Сердце для бога, – пояснила она.

Поймен хотел опуститься на колени возле лодки, но окно его спальни засветилось жёлтым.

– Иди спать, искатель, – посоветовала Имармени, – мы уберём экипаж.

Когда Поймен был у самых дверей, она вновь окликнула его насмешливо:

– Ты знал, что меня называют богиней любви?

Поймен кивнул. Имармени приняла жутко загадочный вид:

– Ни за что не угадаешь, кого поразили мои чары.

⁂

Агатона и Агапи и в самом деле будто чары поразили. Влюблённые не расставались, не размыкали, кажется, рук, не могли друг дружкой налюбоваться. Агапи теперь жила у Агатона, и друг всё реже приходил навестить Поймена. Тот не терялся и сам всё чаще наведывался к картографу вместе с Литой и Имармени.

Домик Агатона теперь весь, внутри и снаружи, был в цветах. Прохладными вечерами Агапи заваривала травяной чай; Агатон, коверкая, как обычно, слова, сбивчиво рассказывал, как устроены старые карты. Слушать его было невыносимо, но покидать их такими вечерами не хотелось.

Когда Поймен любопытствовал, как же дорогой Агатон решился признаться в чувствах, тот только краснел. Агапи заверяла, что всё дело в песне Имармени. А та отнекивалась, уверяя, что на одном из праздников Агатон перебрал дикого мёду, потому и осмелел.

Поймен любил наблюдать, как влюблённые соприкасаются русыми головами. Оба юные, кареглазые, чуткие, они почему-то дарили надежду его тяжёлому сердцу.

Агапи готовила для возлюбленного самые невообразимые варенья; Агатон составлял для неё маршруты к заветным лугам. Поймен видел: они счастливы.

А потом они пропали.

Первыми хватились соседи: влюблённых, говорили они, не было дома несколько дней и ночей. В те дни Поймен не раз заходил к ним, но, услыхав за дверью только тишину, думал просто: молодым – долгие прогулки.

Но прогулка затянулась. Весть об исчезновении Агатона и Агапи разлетелась по всему посёлку. Кто-то предполагал, что они уехали, но единственная телега, на которой изредка ездил Агатон, впрягая Бубалоса, так и стояла на дворе.

Лита убедила Поймена вскрыть дом картографа. Жилище не выглядело покинутым: вот чашки с недопитым душистым чаем; недорисованные карты прямо здесь же, на столе; варенье в блюдце, тронутое мягкой серой плесенью. Увядшие колокольчики в вазе. Расстеленная кровать.

– Они собирались вернуться, – вздохнул Поймен, оглядывая дом.

Имармени долго стояла перед стеной, на которой хозяин дома развесил свои сокровища: карты и портуланы, страницы из старых и новых атласов. Его избранница украсила очертания материков и стран цветами. Крупные мёртвые города были отмечены голубыми звёздочками, что в старину звали незабудками. Линии рек, исчезнувших и потому не нарисованных на позднейших картах, девушка выложила стеблями осоки и синими лепестками пролесков. А направление ветра, что выдувал из толстых щёк Зефир, поселившийся в углу одного из листов, указала пушинками одуванчика. И ещё сотни, сотни цветов…

Надежда, что влюблённые вернутся в посёлок живыми и невредимыми, с каждым днём увядала под палящим солнцем. Сначала энтузиасты искали в окрестных полях и рощах Агатона и Агапи. Затем – «тела».

Но найти их не могли