Российский колокол № 2 (51) 2025 - Литературно-художественный журнал

На неё стали смотреть косо. Слухи о чудесной песне «богини любви», принёсшей счастье Агапи и Агатону, странным образом сплетались со слухами об их исчезновении. И узел этот затягивался с каждым часом.

⁂

Поймен понятия не имел, кто первым назвал Имармени убийцей. Хотя очень хотел бы знать.

Того, первого, охотно поддержали в посёлке: виновного нужно было найти и наказать, чтобы спалось спокойно. И за Имармени пришли.

Рослые мужчины, составлявшие «силовой резерв» посёлка, постучали в двери дома Поймена утром. Когда хозяин вышел к ним, они без запинки изложили цель визита: отдать им «ведьму».

– Ведьму нужно пытать, – аргументировал главный амбал.

Но когда гостями заинтересовалась Монами, уверенность их пошатнулась.

Чудовищная псина лишний раз не тратила силы на лай. Она вышла со двора молча, приблизилась, любопытствуя, к незнакомцам, а как только увидела в их руках вилы и топоры, оскалила слюнявую жёлто-розовую пасть и заклокотала.

Минуту спустя незваные гости куда-то исчезли.

Поймен потрепал бархатное ухо Монами. Собака ткнулась ему в висок холодным носом и фыркнула в ухо. В знак признательности.

Утирая лицо, Поймен поднялся в мастерскую. Как всегда в это время суток, Имармени склонялась над своими находками; те мерцали в утреннем свете. Поймен долго смотрел на взъерошенный затылок, слушал, как искательница напевает.

Собравшись с силами, сказал:

– Тебе лучше уйти.

Не оборачиваясь, она уточнила:

– У меня есть ещё три дня? Мне нужно, чтобы солнце вставало чуть раньше. Тогда смогу уйти.

– Они думают, что…

– Я знаю, – зло перебила она, – доказательств у них нет. И не будет. А ты… тоже так думаешь?

– Нет.

– Значит, три дня у меня есть?

Поймен кивнул.

Он обвёл взглядом всех своих богов. Если бы они в самом деле могли её защитить…

На рабочем столе среди древесной стружки и округлых заготовок поблёскивал стеклянный жёлтый шар.

Имармени убеждала Поймена вернуться к работе над панно, но искателю хотелось вначале закончить обещанное ей божество.

⁂

Новая луна линяла, ночь за ночью лениво выползая из тени, как из старой чёрной шкурки.

Луна росла, и с ней – опасения искателя. Он не выпускал Имармени за порог. Сон его стал болезненно-чутким, а ночные видения – жуткими. Отгоняя их, он работал в мастерской ночи напролёт.

У бога, предназначенного Имармени, ещё не было имени, но уже было вполне приличное тело. Поймен сделал его из обшивки старого рыбацкого судна; в груди божества помимо жёлтого сердца поселились жёлуди, в каждом из которых Поймен услышал шёпот дубовых листьев, и молочные зубки Монами, любезно предоставленные Имармени.

Спину, выстланную мхом, защищали крылья огромного майского жука, который жил у искателя несколько лет, пока не почил от старости. Руки и ноги Поймен выточил из веточек черёмухи, придав им трогательные детские пропорции. Оставалось нарисовать лицо – главным образом решить, какими должны быть глаза. Поймен хотел посоветоваться с искательницей.

Но за ней снова пришли.

Рано утром – она как раз поднялась в мастерскую и склонилась над подоконником, поправляя что-то в своей композиции.

Поймен, не спавший всю ночь, боялся спугнуть её вдохновение.

– Мне нужно показать тебе кое-что важное, – почти сурово сказала она.

Подошла к панно, стащила с него ветошь. Попросила помочь ей установить мозаичное полотно вертикально, прислонив к стене.

И тут они ворвались в мастерскую; всё те же, но с подмогой. И с оружием получше. Имармени пыталась драться, но их было шестеро. Они вмиг обездвижили женщину, отпихнули в угол мастерской безоружного, растерянного, жалкого Поймена.

В окно Поймен смотрел, как Имармени волокут прочь от дома; гнаться, конечно, бессмысленно.

Отдышавшись, он вдруг понял, что не так: слишком тихо.

Поймен бросился вниз по лестнице, коротко приказал Лите «не высовываться» и выбежал на двор.

Монами лежала на боку на своём любимом месте, посреди двора, где обычно грелась на солнышке. Она не взглянула на Поймена, когда тот появился из-за дома, не завиляла хвостом. Псина эта больше не видела, не чувствовала, не дышала; и одному собачьему богу известно, считалась ли она теперь собакой.

Поймен подошёл, погладил лапу Монами. Мышцы уже одеревенели, тело отважного гиганта было холодным. Из пасти, между желтоватых зубов, свешивался бледный язык. Возле морды в пыли осела пена: перед смертью собаку стошнило.

А он даже не услышал.

– Прости, – тихо попросил Поймен, гладя золотистые веки Мо-нами.

«Не уберёг то, что казалось непобедимым, старый ты дурак».

В доме перепуганная Лита бросилась ему на шею.

– Собаку отравили, – сообщил Поймен, – Имармени забрали.

Сквозь слёзы Лита расточала ласковые увещевания, каких искатель не слышал уже много месяцев. Он почему-то перебил её:

– Мы уезжаем. Завтра утром. Собирайся.

И отправился искать Имармени.

⁂

Он подкупил всех, кого только мог. Старика, который подсказал ему, куда отвели «ведьму». Женщину, точно знавшую намерения «судей». Самих «судей», которых совершенно не волновало отсутствие каких-либо доказательств, подкупить не удалось: слишком удачной была выбранная жертва, и слишком жестокое унижение Поймен причинил им три дня назад.

Самой важной взяткой – для амбала, охранявшего «темницу», – он выиграл три минуты разговора с Имармени.

«Темницей» служили помещения, где когда-то держали хищных зверей. Кое-как укрепили прутья, на ставни навесили амбарный замок.

Подтянув чумазые колени к груди, Имармени спала в куче какого-то тряпья. Сквозь щели в досках сочился тонкими струйками свет, и медлительные пылинки, подсвеченные им, напоминали звёзды, застывшие над её головой. Распахнув дверь и впустив в зверинец сквозняк, Поймен распугал их.

Имармени подняла веки, припухшие спросонья.

– Привет, – тихо сказала она.

– Привет.

Больше Поймен не мог вымолвить ни слова. Стоял как дурак, и смотрел, как женщина медленно садится, вертит вихрастой головой, стряхивая сон; пальцами смахивает из уголков глаз засохшие, прилипшие к коже слезинки; потягивается, обнажая перед ним беззащитную белую кожу в подмышках.

Имармени зевала так беззаботно, будто это не её требовали пытать и сжечь. Она посмотрела на него снизу вверх. То был один из её взглядов, что длились долго-долго – словно она не могла налюбоваться.

«Кто ещё так любовался тобою, Поймен?»

– Я знаю, что с ними случилось, – сказала вдруг Имармени, – когда я была у них…

– У нас мало времени, – перебил Поймен, – и никто не будет слушать наши доводы. Имармени, на рассвете мы заберём тебя – я и Лита. Жди условного знака – его подаст Стрижбог. Вылезешь через окна. А он откроет все замки.

Поймен протянул руку сквозь прутья. Божок в чешуйчатой броне, умевший свёртываться клубком, прыгнул в ладонь Имармени.

– Я не могу уехать, – нахмурилась Имармени. – Поймен, та вещь, о которой я хотела тебе рассказать в мастерской, послушай, это…

Скрипнула дверь «темницы». Ввалился «страж».

– На рассвете, – торопливо шепнул Поймен, – условный знак. Замок. Ставни. Повозка. Мы будем ждать.

Иан юркнул в рукав Имармени.

Искатель покорно проследовал за охранником.

– Поймен, – окликнула его Имармени, – с Монами всё хорошо? Она меня ждёт?

Поймен не нашёл в себе сил рассказывать, как…

– Да, – солгал он.

Имармени просияла.

Дверь темницы захлопнулась.

⁂

Погрузить в фургон вещи – только необходимое. Впрячь буйвола. Разбудить Литу, как только начнёт светать. Подготовить богов, которые смогут хоть как-то защитить их или отвлечь преследователей.

Искатель оглядел клетки, в которых дремали маленькие боги. Кто из них мог бы быть полезен, если придётся сражаться?

Кого из них не жаль?

Поймен принялся будить их. По очереди, по порядку, имя за именем. Алад. Лама. Тара. Пта. Хор. Эль. Амма. Номмо. Чи У. Тан-Гу. Ино… Он пытался им что-то объяснять и не знал, понимают ли они его.

Затем Поймен взялся дорисовывать добрые каштановые глаза своему последнему богу, безымянному защитнику Имармени.

В серых сумерках тот гримасничал, хлопал крыльями – и видел сердцем, как та, кого ему поручено охранять, выбирается из отпертого окна темницы под утреннее небо.

Поймен не умел наделять богов даром речи, и новенький не мог рассказать