ТАЙНЫ ФАЛЬСИФИКАЦИИ - Владимир Петрович Козлов

Портрет царевича Алексея Петровича.

Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича. С картины художника Н. Н. Ге.

Колебания Петра I при решении судьбы сына продолжались до тех пор, пока «у некиих особ, к царевичу близких, найдены, сверх всякого чаяния, разные зашитые в платье письма, новый умысел на царя предвещающие». Разгневанный Петр I приказал перевести царевича из дома в Петропавловскую крепость под караул, лишить его всей прислуги, кроме постельничего, повара и гардеробщика, а «знатнейшим духовного, военного и статского чина персонам» прибыть в столицу для участия в суде над Алексеем.

К этому времени из Москвы прибыл обоз с вещами царевича, а с ним его любовница – «чухонская девка Евфросинья, кая при следствии не только из уст своих показала, но и многие бумаги выдала, писанные царевичем, как был в бегстве из отечества, а в тех бумагах были письма к изменникам российским: архиереям Крутицкому и Ростовскому, да к сенаторам некиим, в коих посланиях, извествуя о своем здоровье, царевич просит пособия словом и делом на случай, ежели бы с войском в Россию пришел он и о престоле отеческом помыслил»8. Все названные Евфросиньей лица были немедленно отданы под суд, а самой ей за искреннее признание даровали жизнь и поместили в монастырь. «А была та девка, – пишет Румянцев, – росту великого, собою дюжая, толстогубая, волосом рыжая, и все дивилися, как пришлось царевичу такую скаредную чухонку любить и так постоянно с нею в общении пребывать»9.

Тем временем царь повелел прибывшим на суд царевича, чтобы его «судили не яко царского сына, а яка подданного, и его бы буде нужно на испытание перед суд требовали». Здесь автор делает отступление и отмечает, что многие проходящие по делу царевича, включая Авраама Лопухина и протопопа Якова Игнатьева, были подвергнуты пыткам, признались в злоумышленных действиях и «достойно смертью казнены».

Расследовав дело, высшие церковные, гражданские и военные чины представили заключения о виновности царевича. Мнение было единогласно: царевич должен быть казнен, хотя в воле Петра I даровать ему жизнь.

Так как царевич в то время недомогал, к нему в крепость для объявления приговора поехали князь А. Д. Меншиков, граф Г. И. Головкин, П. А. Толстой и Румянцев. Услышав о приговоре, царевич пришел в сильное волнение, посланные уложили его в кровать и поспешили вернуться к Петру I. От него Румянцев, Толстой, И. Бутурлин, А. Ушаков получили тайный приказ ночью прибыть вновь во дворец.

Ночью они застали печального Петра I в обществе царицы и троицкого архимандрита Феодосия. Царь попросил у последнего благословения на указ, «зело тяжкий моему родительскому сердцу», прося у бога прощения за свое «окаянство». Получив благословение, Петр I заявил, что царевич «скрыл от нас большую часть преступлений и общеников имея в уме, да сии последние о другом разе ему в скверном умысле на престол наш пригодятся; мы праведно негодуя за таковое нарушение клятвы, над ним суд нарядили и тамо открыли многие и премногие злодеяния, о коих нам и в помышление придти не могло»10. Как человек и отец, продолжал царь, он скорбит об Алексее и его судьбе, но как справедливый государь, отвечающий только перед богом, больше не может терпеть измены. «Того ради, – сказал он, – слуги мои верные, спешно грядите убо к одру преступного Алексея и казните его смертию, яко же подобает казнити изменников государю и отечеству». Так как он не хочет публичной казнью подвергать поруганию царскую кровь, пусть конец жизни царевича свершится «тихо и неслышно, яко бы ему умерша от естества, предназначенного смертию»11.

Со смятенными душами прибыли в крепость посланцы Петра I. Ушаков приказал часовому, стоявшему в сенях, покинуть караул. Толстой, войдя в комнату, где спали слуги, немедленно отправил их на допрос. После этого вошли в палату, где спал царевич. Некоторое время исполнители воли Петра I колебались в решении – стоит ли будить Алексея. В конце концов сошлись на том, что он должен умереть с молитвой. Толстой разбудил царевича и сказал, что пришли к нему исполнить решение суда и «того ради молитвою и покаянием приготовиться к твоему исходу, ибо время жизни твоей уже близь есть к концу своему». Испуганный царевич поднял крик, в ответ на который Толстой, утешая его, заметил: «Государь, яко отец, простил тебе все прегрешения, и будет молиться о душе твоей, но яко государь-монарх он измен твоих и клятвы нарушения простить не мог»12. Далее Толстой посоветовал царевичу согласиться со своей участью, как подобает мужчине царской крови, и сотворить молитву. Царевич не слушал, плакал и проклинал отца. Тогда его поставили на колени и начали читать молитву. Алексей отчаянно сопротивлялся, и доверенные люди царя были вынуждены действовать более решительно. Они повалили царевича на спину, накрыли голову двумя подушками и держали их до тех пор, пока он не перестал биться.

Затем убийцы, уложив тело Алексея в кровать, покинули палату. Толстой и Бутурлин отправились на доклад к Петру I, Румянцев и Ушаков остались около крепости. Вскоре из дворца прибыла с запиской от Толстого некая Краммер, вместе с которой они приготовили тело царевича к погребению.

Около полудня 26 июня в Петербурге стало известно о смерти Алексея Петровича, причем, по словам Румянцева, говорили, что он «яко бы от кровеного пострела умер». На третий день тело с почестями было перенесено из крепости в Троицкий собор, а 30 июня помещено в присутствии большого числа народа и горько плакавших царя и царицы в склеп.

В заключение письма Румянцев просил передать через Титова его сыну «и моему вселюбезнейшему благодетелю Ивану Дмитриевичу» поклон и вновь заклинал своего корреспондента: «Вся сия от искренности моея поведав, паки молю, да тайно от вас пребудет и да не явлюся я изменник моего пресветлого доверителя, в чем неизменен пребываю, ибо не знав вас, того и под страхом смерти не написал бы»13.

По словам Устрялова, в его время многие верили в подлинность письма Румянцева. Сам же Устрялов полагал, что оно не могло быть написано Румянцевым, так как наполнено «грубейшими ошибками историческими». Таких ошибок и несообразностей он выделил семь. Из письма Румянцева следует, что его корреспондент был человеком значительным. На самом же деле имя Д. И. Титова мало известно во времена царствования Петра Г. Румянцев попал на службу не стараниями этого Титова, а в 1704 г. в числе 377 недорослей поступил в