Обычные люди: 101-й полицейский батальон и «окончательное решение еврейского вопроса» - Кристофер Браунинг

все трое были опрошены судебными органами Германии, где они вновь отрицали свою причастность к расстрелам и депортациям. Двое признали, что их направляли в Мендзыжец, но заявили, что их отрядили охранять кожевенную фабрику, производившую продукцию для вермахта. Там они помогли ее еврейскому управляющему спасти от облавы работавших у него евреев, в благодарность за что каждый из них получил в подарок кусок кожи. Как показал один из люксембуржцев, «нам ни разу не приходилось иметь дело с евреями. Мы не отлавливали их и не перевозили с места на место. Мы лишь постоянно разъезжали на велосипедах по полям и лесам в поисках партизан… Во время патрулирования нам никогда не попадались евреи»{562}. Германские следователи повторно допросили пятерых свидетелей-немцев из той же части, что и люксембуржцы. Те единодушно подтвердили, что люксембуржцев никогда не освобождали ни от каких заданий, в том числе от антиеврейских акций{563}. Более того, один из свидетелей вспомнил, что Келлер долго надоедал ему, уговаривая изменить показания, и в конце концов он перестал открывать Келлеру дверь{564}. Другой заметил, что один офицер в их роте был «особо дружен» с люксембуржцами и что ради развлечения они любили ездить в Коцк с началом ночной светомаскировки, чтобы пострелять по лампам, которые еще горели в домах{565}. Третий утверждал, что по приказу командира взвода Бранда один из люксембуржцев застрелил беременную женщину, которую поймали за укрывательство евреев{566}.

Если факт сговора трех лиц, согласившихся давать очевидно ложные показания, за которым последовало полное отсутствие упоминаний о евреях в рассказах Вьетора и Энэна, нельзя назвать негласным «заговором молчания» среди люксембуржцев, то тогда этот термин и вовсе лишен смысла. Очевидно, что люксембуржцы как группа были вовлечены в деятельность батальона, включая карательные акции против евреев, как позднее признал и Энэн, даже если информация, подтверждающая персональное участие кого-либо из этих лиц, отсутствует. Однако расследование предыстории включения люксембуржцев в германскую полицию, проведенное Достером, показывает, что путь, которым эти люди пришли в 101-й РПБ, настолько отличался от пути их немецких коллег, что любое сравнение становится проблематичным{567}.

Накануне захвата Люксембурга нацистской Германией в мае 1940 года его крошечные вооруженные силы состояли из Freiwëllegekompanie («добровольческой роты»), которая насчитывала 455 человек. Людей, подававших заявку на вступление во Freiwëllegekompanie, было гораздо больше, чем мест, поскольку после трех лет службы они могли рассчитывать на карьеру в полиции. Поэтому прием многих подходящих кандидатов часто откладывался. В сентябре 1940 года Генрих Гиммлер прибыл с визитом в Люксембург, проинспектировал Freiwëllegekompanie и решил, что тех, кого сочтут годным, нужно зачислить либо в СС, либо в немецкую полицию порядка. Значительное количество этих люксембуржцев должно было отсеяться в процессе проверки (где внимание обращалось как на расовое происхождение, так и на политическую благонадежность), так как многих подавших заявки ранее, чей прием был отложен, теперь спрашивали, хотят ли они по-прежнему служить, и приглашали к вступлению.

Личные дела 11 из 14 люксембуржцев, служивших в составе 101-го РПБ, сохранились в Государственном архиве Гамбурга, но одно из них не полностью{568}. Из остальных десяти видно, что пять человек были военнослужащими Freiwëllegekompanie до немецкой оккупации, а остальные пятеро – отложенными кандидатами, которых пригласили вступить в ряды подразделения в сентябре 1940 года. Одним словом, они не были переведены на службу Германии автоматически или вопреки их воле. Они решили вступить в подразделение, которое, как они знали, являлось теперь частью вспомогательной полиции немецких оккупантов, и воспользовались возможностью трудоустройства, возникшей в результате оккупации.

Несомненно, взгляды и реакции люксембуржцев на происходящее были самыми разными. Притом что некоторые из них в сентябре 1940 года сознательно поступили на службу, процент отсева среди прежних военнослужащих Freiwëllegekompanie был высок, как и цена отказа от продолжения службы. Из исходных 455 человек, по подсчетам Достера, 264 оказались в немецких тюрьмах или концентрационных лагерях, где 48 не дожили до конца войны. В период с декабря 1940 по май 1941 года состоявших на тот момент в подразделении люксембуржцев направили в Германию для прохождения подготовки и идеологической обработки в духе национал-социализма. Несмотря на данные ранее обещания, что они будут служить в Люксембурге, туда вернулись только 55 человек. Одну группу из 116 человек (в том числе тех, кто позднее окажется в 101-м РПБ) отправили в Кельн, а затем в Словению на борьбу с партизанами. Многие подали заявления об увольнении из полиции, но получили отказ. Однако после того как это крупное подразделение люксембуржцев показало себя ненадежным в антипартизанской войне, их вывели из Словении и небольшими группами распределили по другим немецким частям. Вот так 14 люксембуржцев в июне 1942 года оказались в 101-м РПБ. Однако еще 44 человека отказались переводиться на новое место службы и приносить дополнительную присягу фюреру, после чего их отправили в концентрационные лагеря Бухенвальд, Заксенхаузен, Нойенгамме и Дахау. Из 14 человек в 101-м РПБ пятеро погибли в последние два года войны, трое дезертировали в 1944 году, не вернувшись с побывки и перейдя на нелегальное положение в Люксембурге, а один закончил службу, совершив сознательное членовредительство в январе 1945 года. Как и представители других стран, оккупированных нацистской Германией, разные люксембуржцы в разное время делали разный выбор и платили за него разную цену. Но, в отличие от немецких рядовых полицейских 101-го РПБ, 14 люксембуржцев не были случайно выбранными мобилизованными среднего возраста, призванными на службу своей стране в разгар войны.

ФОТОДОКУМЕНТЫ: ИХ ПОЛЬЗА И ОГРАНИЧЕННОСТЬ

В конце 1980-х и начале 1990-х годов, когда я собирал материал и приступал к работе над книгой «Обычные люди», я обратился в несколько архивов с запросом, нет ли у них соответствующих фотографий. «Яд ва-Шем» в Иерусалиме, Институт еврейских исследований в Нью-Йорке и Еврейский исторический институт в Варшаве любезно предоставили небольшое количество имевшихся у них фотоснимков (в некоторых случаях это были дубликаты), которые я включил в первое издание, снабдив короткими подписями, но без подробного анализа и комментариев. Отчасти дело было в том, что сами архивы дали очень мало информации об этих фотографиях.

Четверть века спустя ситуация значительно изменилась сразу в трех отношениях. Сотрудники фотоархивов более тщательно изучили свои собрания и исправили некоторые ошибки в подписях, стоявших под фотографиями ранее. Фотоархив Мемориального музея Холокоста США приобрел у частных лиц коллекцию семейных альбомов, в том числе альбом, составленный полицейским 101-го РПБ во время его второй командировки в Польшу в 1940–1941 годах. Кроме того, стали доступны фотографии, собранные гамбургскими следователями по делу 101-го РПБ и прошедшие юридическую экспертизу. В результате к этому изданию