Последний сын вольности - Михаил Юрьевич Лермонтов

очах склоненных заблистали;

И, с быстротой отворотясь,

Он слезы осушил рукою…

Всё примечал, всё видел князь;

Но не смутился он душою

И приписал он простоте,

Затеям детским слезы те.

Конечно, сам давно не знал он

Печалей сладостных любви?

И сам давно не предавал он

Слезам страдания свои?

10

Не знаю!.. но в других он чувства

Судить отвык уж по своим.

Не раз, личиною искусства,

Слезой и сердцем ледяным,

Когда обманов сам чуждался,

Обманут был он; – и боялся

Он верить, только потому,

Что верил некогда всему!

И презирал он этот мир ничтожный,

Где жизнь – измен взаимных вечный ряд;

Где радость и печаль – всё призрак ложный!

Где память о добре и зле – всё яд!

Где льстит нам зло, но более тревожит;

Где сердца утешать добро не может;

И где они, покорствуя страстям,

Раскаянье одно приносят нам…

11

Селим встает, на гору всходит.

Сребристый стелется ковыль

Вокруг пещеры; сумрак бродит

Вдали… вот топот! вот и пыль,

Желтея, поднялась в лощине!

И крик черкесов по заре

Гудит, теряяся в пустыне!

Селим всё слышал на горе;

Стремглав, в пещеру он вбегает:

«Они! они!» – он восклицает,

И князя нежною рукой

Влечет он быстро за собой.

Вот первый всадник показался;

Он, мнилось, из земли рождался,

Когда въезжал на холм крутой;

За ним другой, еще другой,

И вереницею тянулись

Они по узкому пути:

Там, если б два коня столкнулись,

Назад бы оба не вернулись

И не могли б вперед идти.

12

Толпа джигитов[13] удалая,

Перед горой остановясь,

С коней измученных слезая,

Шумит. – Но к ним подходит князь,

И всё утихло! уваженье

В их выразительных чертах;

Но уважение – не страх;

Не власть его основа – мненье!

«Какие вести?» – Русский стан

Пришел к Осаевскому Полю,

Им льстит и бедность наших стран!

Их много! – «Кто не любит волю?»

Молчат. – «Так дайте ж отдохнуть

Своим коням; с зарею в путь.

В бою мы ради лечь костями;

Чего <же> лучшего нам ждать?

Но в цвете жизни умирать…

Селим, ты не поедешь с нами!..»

13

Бледнеет юноша, и взор

Понятно выразил укор: —

«Нет, – говорит он, – я повсюду,

В изгнанье, в битве спутник твой;

Нет, клятвы я не позабуду —

Угаснуть или жить с тобой!

Не робок я под свистом пули,

Ты видел это, Измаил;

Меня враги не ужаснули,

Когда ты, князь, со мною был!

И с твоего чела не я ли

Смывал так часто пыль и кровь?

Когда друзья твои бежали,

Чьи речи, ласки прогоняли

Суровый мрак твоей печали?

Мои слова! моя любовь!

Возьми, возьми меня с собою!

Ты знаешь, я владеть стрелою

Могу… И что мне смерть? – о нет!

Красой и счастьем юных лет

Моя душа не дорожила;

Всё, всё оставлю, жизнь и свет,

Но не оставлю Измаила!»

14

Взглянул на небо молча князь,

И, наконец, отворотясь,

Он протянул Селиму руку;

И крепко тот ее пожал

За то, что смерть, а не разлуку

Печальный знак сей обещал!

И долго витязь так стоял;

И под нависшими бровями

Блеснуло что-то; и слезами

Я мог бы этот блеск назвать,

Когда б не скрылся он опять!..

15

По косогору ходят кони;

Колчаны, ружья, седла, брони

В пещеру на ночь снесены;

Огни у входа зажжены;

На князе яркая кольчуга

Блестит краснея; погружен

В мечтанье горестное он;

И от страстей, как от недуга,

Бежит спокойствие и сон.

И говорит Селим: «Наверно,

Тебя терзает дух пещерный!

Дай песню я тебе спою;

Нередко дева молодая

Ее поет в моем краю,

На битву друга отпуская!

Она печальна; но другой

Я не слыхал в стране родной.

Ее певала мать родная

Над колыбелию моей,

Ты, слушая, забудешь муки,

И на глаза навеют звуки

Все сновиденья детских дней!»

Селим запел, и ночь кругом внимает,

И песню ей пустыня повторяет:

Песня Селима

Месяц плывет

И тих и спокоен;

А юноша-воин

На битву идет.

Ружье заряжает джигит,

И дева ему говорит:

«Мой милый, смелее

Вверяйся ты року,

Молися востоку,

Будь верен пророку,

Любви будь вернее!

«Всегда награжден,

Кто любит до гроба,

Ни зависть, ни злоба

Ему не закон;

Пускай его смерть и погубит;

Один не погибнет, кто любит!

«Любви изменивший

Изменой кровавой,

Врага не сразивши,

Погибнет без славы;

Дожди его ран не обмоют,

И звери костей не зароют!»

Месяц плывет

И тих и спокоен;

А юноша-воин

На битву идет!

«Прочь эту песню! – как безумный

Воскликнул князь, – зачем упрек?..

Тебя ль послушает пророк?..

Там, облит кровью, в битве шумной

Твои слова я заглушу,

И разорву ее оковы.

И память в сердце удушу!..

Вставайте! – как? – вы не готовы?..

Прочь песни! – крови мне!.. пора!..

Друзья! коней!.. вы не слыхали…

Удары, топот, визг ядра,

И крик, и треск разбитой стали?..

Я слышал!.. О, не пой, не пой!

Тронь сердце, как дрожит, и что же?

Ты недовольна?.. боже! боже!..

Зачем казнить ее рукой?..»

Так речь его оторвалася

От бледных уст и пронеслася

Невнятно, как далекий гром.