Бумажный Вертов / Целлулоидный Маяковский - Александр Алексеевич Пронин

рад –

Покажу я его самого!

ДА ЗДРАВСТВУЕТ НОВОЕ КИНО.

Буду врасплох снимать,

Пионерчиков вспоминать –

Они ведь взяли

Да кружок «друзей киноков» организовали.

Перешел я в новую веру –

Пусть раздаются артистов и режиссеров ахи и вздохи,

Прощай, барыши, – ДА ЗДРАВСТВУЮТ КИНОКИ.

Стихотворение включено в состав программного текста «КИНО-ГЛАЗ», впервые опубликованного в сборнике «На путях искусства» (1926), написанного «судя по правке и логике мысли» в январе 1925 года (Вертов Д. Из наследия. Т. 2. С. 498). Возможно, стихотворение было написано раньше, что подтверждается не только логикой вертовского текстомонтажа, но и заметкой на полях машинописи «Стихи оставлены в первоначальном виде» (Там же. С. 499). Текст воспроизводится по публикации в указанном издании (С. 73–75).

В целом текст представляет собой стихотворный лубок, в упрощенной форме излагающий основные теоретические положения Кино-Глаза, включенные в рамочный сюжет нарратива деда-раешника.

«Пионер о Кино-Глазе делал доклад» – «пионерская» тема развивается в прямой коннотации с содержанием фильма «Кино-глаз».

«Покажут в ней рабочего и крестьянина, попа, плута…» – весь фрагмент представляет собой пересказ основного содержания «Кино-глаза».

«Прощай, барыши» – характерный тезис Вертова, противопоставляющий работу киноков коммерческой продукции «дельцов» кинематографа; например, в выступлении на диспуте в кинотеатре «Малая Дмитровка» он заявлял: «…кинематография вчерашнего и сегодняшнего дня – это только коммерческое дело» (Выступление на диспуте [в кинотеатре «Малая Дмитровка»] // Вертов Д. Из наследия. Т. 2. С. 45).

Приложение 4

Избранные стихотворения Дзиги Вертова[364]

Первое чувство

– Ли!

Юностью пьян.

Шапку набок надев,

Бежит мальчуган

В лес. Мелькнул меж дерев.

Гамак недвижим

Ли лежит в гамаке.

– Ли! – Что? – побежим

Вперегонки к реке.

Там ветр тревожный

Камыш шевелит…

– Ну? – Луч, рассыпаясь,

Волну серебрит.

– Эх! – птички порхают.

Кузнечик в траве.

Свет в прятки играет

В зеленой листве.

– Ну? – Пчелка лобзает

Душистый цветок

И жало вознает,

И пьет его сок.

– Смешной вы! – С подружкой

Играет дружок.

– Какой вы! – Пастушку

Любил пастушок.

– Так что же? – Ах, Лили,

Воскликнул малыш

Друг друга любили

Волна и камыш!

Так что? – побежим

вперегонки к реке.

Гамак недвижен.

Ли лежит в гамаке.

1918 г. [Не позднее 1914 г.].

(226, л. 28–29).

Девушке близкой

Далеко еще. Странно,

что ноги уносят

будто знают. Восемь

тысяч дней иду.

Утомился. Пьяный

Шатаюсь с осени,

Качаю сосны

в ледяном чаду.

Далеко еще. Вьюжно.

Около волки рыскают.

Цепенею в пушистой

Беззвездной мгле.

А ведь мне так нужно

Увидеть мою близкую,

Мою самую лучистую

Радость на земле.

1918 г.

(226, л. 69).

Скрябину

Отражался в озере?

Видел сон ли я?

В огонь, небо ли немо лез?

Руки сломленные

Пауками, гроздьями

Неутолимому лицу наперерез.

И звук – гром ли я?

Отражался гулами –

Шквал багримому небу в грудь.

Обернулся истомленный,

Скользнули гримами

Заря и гроздья рук и губ.

1917 г. [Предположительно 1915 г.][365]

(228, л. 4–5).

Весенний сатана

Скрябину

Грубо бей еще

в бубен солнечный,

ты от полночи

темнодей

в чудодеющий

перестин очей

в перелом лучей

грубо бей!

Рыщешь виселиц

вместо солночи,

перегромов туч

вместо флейт,

раздроби солночь

на алмазности,

лапой грязною

свет разбей!

[Предположительно 1917 г.]

(228, л. 5–6)[366].

* * *

Еще медленны движения

юношей

Еще не рожден гениальный

апаш

Воспоем же стальными

струнами

Быстроту – свод законов наш.

Напрягайте овалы мускулов,

Ускоряйте движенье рук,

Шум моторов лучшая музыка

Для пронзающих молнии

круг.

Ударяйте мозга клавиши,

Кидайте за шумом шум,

Чтобы бог или другой там

правящий

Задохся от бунта дум.

Открывайте сразу все

клапаны

Голова и рука в ружье

Медной грудью, стальными

лапами

Разрывайте веков старье…

Отряхнитесь музеев плесени,

Монопланьте недолгий век,

Пусть человечье болото бесится,

Созерцая нечеловечий бег.

Не рожден еще электрический,

Но близок яростный аэропланов крик,

Когда, взнесенный революцией,

Он схватит луну за язык.

[Предположительно 1918–1919 гг.]

(228, л. 10–11 об.).

День рождения

Изорван, измолот, высосан

23‐хянварский старик.

Крокодилу-жизни высуну

– на! –

великолепный язык.

Навязали: живи чучело.

Ладно – трам-там-та-та-там!

Вихри вертел. Раскручивал

Время – тик-так – к чертям.

Растратил, раздарил курочкам

каждой мяса и души кусок.

Не жалко – берите дурочки

чмок-чмок-чмок.

Надоело. Ну их. Вынырну.

Кому за жизнь авансовый отчет.

Я вчера свою душу выменял

На игрушку нечет-чет.

V–20 г. [Январь 1919 г.][367]

(228, л. 11 об.).

Тик-так

Изощряться

На задних лапах стол

реверансам

Стулья ножками

– щенки к воде.

Тюфяк, ковры, подушки

– рвань вся –

цепелинчиками безносыми.

Из глаза кий вылез:

Эй, желающие в биллиард.

Смеяться существительные –

Нос какой!

Продается нос за миллиард!

И даже часам стало мало тикать,

Не выпихнуть лая никак.

Качаться лампа одноглазым маятником

Тик-так.

VIII–20

(228, л. 15 об. – 16).

Гоп-ла!

Качаться

Волны хора и органа.

Из черного алюминия

костюм монашки.

Декольте – овал полового органа

сырыми губами дышит.

Ресницы

синими булавками

колоть

пах, шею и уши,