Бумажный Вертов / Целлулоидный Маяковский - Александр Алексеевич Пронин

Считаю нужным еще раз повторить, что результат постановок моих сценариев решающе зависит от способности режиссера, так как европейский тип моих сценариев (монтаж кадров, а не фабульное развитие) у нас нов.

3. Буду в Харькове скорее всего 11 октября (очевидно, придется читать лекцию). 14-го же буду обязательно и привезу заказанные мне сценарии.

Крайне изумляет меня ваше упоминание о какой-то моей особой «хватке». Ни размером гонорара, ни сроками оплаты я, насколько мне известно, не выделяюсь из остальных сценаристов, что при моей бесспорной литературной квалификации кажется мне подкупающей юношеской наивностью.

Единственное, что у меня есть, – это девственная вера в нерушимость договоров и в необходимость их точного выполнения, что вы, должно быть, уже оценили, видя меня в назначенную минуту вежливо входящим со сценариями в руках.

Отнесите чересчур идиллическое описание моей фигуры за счет перегибания вами моей характеристики в другую сторону.

4. Сценарий к десятилетию Октября я возьмусь делать с удовольствием[358]. Основное ваше положение, что хорошо бы наперекор пафосным сценариям сделать веселый, – приветствую. Тему, предложенную вами, не считаю удобовыполнимой. Мне кажется, нельзя провести на целый сценарий реализованную метафору «ребенок – СССР». Даже в литературном произведении такая длительная возня с метафорой не убеждает.

Со своей стороны предлагаем историйку двух обывательских братцев (возможно – сестра), одновременно бегущих от красных пушек, – один очутился за границей, другой, повиснув на собственных штанах, перелазя забор, волей-неволей сидит в СССР. В дальнейшем развивается история братцев: заграничному до полкартины становится все лучше, нашему – все хуже. Другая половина «наоборот». Картина талантливо развивается, пока заграничный брат не подает прошения о возврате оставшемуся братцу.

На этой канве можно прекрасно, бытово разыграть всю историю наших побед и завоеваний, подведя к апофеозному десятилетию.

Мне необходимо получить ответ на это предложение возможно скорее, так как тов. Брик, совместно с которым я буду писать этот сценарий[359], через три недели – месяц уезжает.

Если вы согласны с моим предложением, прошу написать мне с приложением договора (очевидно, на общих принятых вами условиях).

Жду от вас письма и буду рад увидеть лично.

С приветом.

Москва, 29/IX–26 г. (XII, 96–97).

Председателю правления ВУФКУ И. О. Воробьеву[360]

В ВУФКУ

Председателю правления т. Воробьеву[361]

Уважаемый товарищ!

В апреле мной было получено извещение ВУФКУ о «запрещении» реперткомом моих сценариев «История одного нагана» и «Долой жир» и в связи с этим предложение о возврате 2000 аванса.

Трехмесячная болезнь и лежка не позволили мне немедленно обратиться к вам.

Пользуясь отпуском, разрешаю себе обратить ваше внимание на следующее:

1) Совершенно неприемлема и изумительна простая ссылка на «запрещение» Главреперткома. Когда? Почему? Как? Мне кажется, что такая мотивировка по отношению к советскому писателю недопустима и едва ли она могла иметь место без указания на причины и без возможности изменений по линии реперткомовских указаний.

Думаю, что у каждого непредубежденного человека вызовет удивление запрещение по идеологическим соображениям (очевидно) сценария писателя, литератора, ведущего одиннадцать лет большую литературно-публицистическую работу без единого вымаранного нашими органами слова.

Прошу вас распорядиться о присылке мне мотивированной выписки запрещения.

2) Сценарии мною делались по непосредственному заказу т. Шуба[362] и единожды были приняты как либретто и тема с предложениями о дополнениях и изменениях, кои мной и были внесены самым добросовестным образом.

В связи с требованием о возврате полностью аванса эта работа (+ три поездки в Киев), очевидно, рассматривалась как увеселительная часть моих взаимоотношений с ВУФКУ.

3) Во всех моих взаимоотношениях со сценарной частью ВУФКУ была сплошная недомолвка – меня перекидывали от редактора к редактору, редакторы выдумывали несуществующие в кино принципы, особые на каждый день, и явно верили только в свои сценарные способности.

Думаю, что в отношении художественной части сценариев моя квалификация позволяет мне настаивать на необходимости проведения в картинах и моих сценарных «принципов».

Едва ли такое отношение редакторов помогает кампании, поднимаемой за привлечение к кино квалифицированных литературных сил.

Если мы не сумеем сговориться о сданных сценариях, я, конечно, возвращу авансы (за вычетом, в согласии с союзным тарифом, следуемого за безусловно проделанную работу), но предпочел <бы> возвратить их работой – сценарием по заданию ВУФКУ.

Жду вашего ответа.

Москва, Лубянский проезд, 3, кв. 12.

С приветом

25/VII–28 г., Алупка. (XII, 120).

Кино и вино[363]

Сказал

философ из Совкино:

«Родные сестры –

кино и вино.

Хотя

иным

приятней вино,

но в случае

в том и в ином –

я должен

иметь

доход от кино

не меньше

торговца вином».

Не знаю,

кто и что виной

(история эта –

длинна),

но фильмы

уже

догоняют вино

и даже

вреднее вина.

И скоро

будет всякого

от них

тошнить одинаково.

1928 г.

Приложение 3

Программные киностихи Дзиги Вертова

Старт

Не Патэ,

Не Гомон.

Не то,

Не о том.

Ньютоном

Яблоко

Видеть.

Миру – глаза,

Чтоб обычного пса

Павловским

оком

видеть

КИНО ли кино?

В з р ы в а е м кино,

Чтобы

КИНО

увидеть.

(Дзига Вертов. «Лаборатория слуха»).

Стихотворение печатается по публикации: Рошаль Л. М. Дзига Вертов. М., 1982. С. 64, которая была сверена с рукописью: РГАЛИ. Ф. 2091. Оп. 2. Ед. хр. 226. Л. 92.

«Не Патэ, не Гомон» – в этих строках автор заявляет о своем неприятии традиционной кинохроники, образцом которой в немом кинематографе была французская кинопериодика («Пате-журнал» и «Новости Гомон»), занимавшая лидирующее положение на российском кинорынке в 1910‐е годы; в манифесте «Киноки. Переворот» Вертов определяет хронику фирм «Патэ» и «Гомон» как «газетную хронику» (Вертов Д. Из наследия. Т. 2. С. 43).

«Ньютоном яблоко видеть» – образ актуализирует характерную для авангардной эстетики идею изобретательства, творческих прозрений, открытия новых горизонтов (В. Хлебников, В. Маяковский и др.).

«Миру – глаза» – универсальный лозунг революционного авангарда, выражающий идею обновления и прозрения; в дальнейшем Вертов приходит к формуле «ДА ЗДРАВСТВУЕТ КЛАССОВОЕ ЗРЕНИЕ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ КИНО-ГЛАЗ!» (Вертов Д. Из наследия. Т. 2. С. 73), выражающей утверждение принципа «коммунистической расшифровки мира» в кинематографе.

«Чтоб обычного пса павловским оком видеть» – еще один образ «изобретательства» и прозорливости, восходящий, очевидно, к полученным во время учебы в Психоневрологическом институте представлениям о «рефлексологическом учении» и, вероятно, актуализированный возвращением И.