Наагатинские и Салейские хроники - Екатерина Ивановна Гичко

Последнюю сажень лиса преодолела одним стремительным рывком и завинтилась под одеяло, где и сжалась дрожащим комком. Иер замер.

Через четверть часа его неподвижность была вознаграждена и осторожный зверь подполз ближе, почти уткнувшись носом в его руку. Иерхарид подождал, когда лисичка малость привыкнет, и словно невзначай мазнул пальцем по её носу. Она тут же отшатнулась, но через минуту вернулась назад, жарко обнюхивая его пальцы и пугливо тыкаясь влажным носом в его ладонь. Иер уже смелее погладил её, лиса отпрянула, но почти сразу потянулась за лаской.

Доверием зверь проникся с решимостью, достойной его двуногой половины. Убедившись, что в «безопасном месте» все также хорошо и спокойно, несмотря на изменившийся внешний вид, лисичка торопливо забралась оборотню под мышку и, вытянувшись вдоль его тела, расслаблено сгрузила хвост на его живот.

Дурашливо улыбаясь, Иер отвернулся, с трудом сдерживая радостный смех.

Корыстная. Глава 12. Казнь

Погода в день казни выдалась ясная, и по небу лишь сновали редкие, мягкие и белые, как пух под крыльями, облака. Порой они с заботливой кокетливостью окутывали солнце, обкладывая его щёки пышным воротником. Иерхарид бы предпочёл тучи и проливной дождь, тогда с хорошим настроением расстаться было бы легче.

А настроение утром было самым безмятежным. Увы, от него пришлось безжалостно отречься. Народ бы просто не понял, явись повелитель на казнь с солнечной улыбкой влюблённого по самые хвостовые перья птенца. Впрочем, уже одна необходимость покинуть пригревшуюся лисичку могла подпортить настроение не хуже самой казни.

Иерхарид, сидя в верхней ложе трибуны, ощущал десятки любопытных взглядов, направленных на него, и едва удерживался, чтобы не пригладить короткие волосы. К вниманию подданных он давно привык, но сейчас, понимая, что оборотней и людей вокруг больше интересует его причёска, чувствовал себя неуютно.

– О сожжении вашей косы весь город гудит, – голос Врея звучал ровно и почтительно, но насмешку Иер всё равно услышал. – Причём версии очень разнятся. Я даже слышал, что вы сунули голову в пасть дракона, – и, помолчав, добавил: – из-за женщины.

Иерхарид скривился. Узээриш ещё вчера успел пересказать ему самые занимательные из слухов. Но все они сходились в том, что виновата в гибели роскошных волос хайнеса женщина. Ему бы досадовать, но сердце радостно пело.

– Господин Шерех сегодня не один, – тихо подметил Врей, и Иерхарид величественно повернул голову.

При виде седоволосого спутника старого консера внутри от неожиданности захолонуло холодом, а затем ядовитой кислотой проклюнулась вина.

– Шида̀й Да̀ший, – на всякий случай напомнил помощник, – в прошлом…

– Я знаю, кто такой господин Шидай, – перебил его хайнес, отворачиваясь и опуская взгляд вниз, на толпу и помост с палачом.

Каким прекрасным было пробуждение, и каким отвратительным должен был стать весь оставшийся день.

Иерхарид с холодной невозмутимостью окинул взором народ, собравшийся внизу вокруг помоста, а затем и трибуны, заполненные высокородными зрителями, и едва заметно поморщился, обнаружив в нижних рядах семейство Холлыев. Сарен Рони не пытался скрыть скуку, а вот сарена Гиаша, напротив, казалась весьма взволнованной. На лицах их дочерей тоже застыло волнение, но какое-то боязливое: девочки явно плохо понимали, какое зрелище их ожидало.

Иерхарид стиснул зубы и в который раз подумал, что следует издать указ, который бы запрещал допускать на казни хотя бы детей. И незамужних девушек. Увы, но для многих родителей зрелище жестокого наказания – единственное средство объяснить детям, почему зло такое плохое. Как, например, для Триия Бодыя. Иерхарид не смог удержаться и в который уже раз покосился на маленькую, очень хорошенькую девочку с серебристыми локонами. Малышка стояла на коленях перепуганной нянечки и с любопытством осматривалась.

– Сарен, вы всё ещё уверены, что вашей дочери стоит здесь быть? – со всей возможной холодностью обратился Иерхарид к сарену Триию.

Впалые щёки сарена побелели, но всё же он нашёл в себе силы возразить повелителю. Причём возразить уже известными словами:

– Она вступила в сознательный возраст и ей пора начинать понимать, что есть зло, а что есть добро.

Иерхарид не видел стоящего за спиной Врея, но взгляд помощника, направленный на сарена, почувствовал. Что ж, он мог понять его неприязнь к Триию, но, увы, они были не в том положении, чтобы разбрасываться поддержкой даже столь неприятных типов. Проведя несколько дней в сладком плену мыслей о наивнейшей и очаровательнейшей лисичке, Иер словно бы на время отгородился от действительности, а сейчас, глядя на запруженную народом площадь, вновь оказался в ней – Салее, терзаемой раздорами после правления… отца.

Ныне терзаемой уже не так сильно, как раньше, но обида народа ещё долго будет утихать и тревожить общий покой. Даже сейчас Иерхарид видел в толпе явно сочувствующих преступникам. Впрочем, Мариш Хэ̀ый в народном сознании скорее мятежник, мститель, а не бандит, и в кои-то веки Иерхарид не мог поспорить со своим народом.

Толпа заволновалась, зашумела и отхлынула с улицы вглубь площади, освобождая путь большой телеге, на которой везли клетку с приговорёнными. Те вели себя очень нахально, чем моментально настроили против себя даже сочувствующих. Выкрикивали ругательства, показывали неприличные жесты, один даже попытался снять штаны, но слишком сильно прижался к решётке, и возница огрел его хлыстом. Спокойным казался только один из преступников: высокий черноволосый оборотень, такой же грязный, оборванный и измождённый, как и его товарищи. Хотя называть Мариша и этих ругающихся хабрѐний товарищами – явное неуважение к достойному врагу, а врагом Мариш был достойным. Он стоял, сложив руки на груди и прислонившись спиной к решётке, и будто дремал. Такое спокойствие и покорность судьбе насторожили Иерхарида, и он, осмотрев толпу, прислушался к дару.

Появилось премерзкое ощущение.

– Увеличить охрану, – не оглядываясь приказал хайнес, и за его спиной шевельнулся Врей.

Банда Мариша – последняя из больших банд, что промышляли на территории Салеи. Промышляла долго, почти двести лет с ней ничего не могли сделать. Сам Мариш – хитрющий проходимец и в банду себе всякое отребье не брал. Долгое время промышлял на востоке и северо-востоке страны, где леса самые густые. Тут и без него проблемы были: грызущиеся между собой рода, успевшие привыкнуть к беззаконию; обижаемый ими народ; наседающие кочевники на северо-востоке и соседи, торопящиеся воспользоваться их слабостью. Но в конце концов дошла очередь и до Мариша. Поздновато, конечно, главарь шайки, лихо водящий ищеек хайнеса за нос,