Коко Шанель. Я сама — мода - Мишель Марли

на свете Марию угнетала бездеятельность. Именно это стало причиной ее развода с мужем, шведским принцем Вильгельмом, которого она оставила восемь лет назад невзирая на громкий скандал, ради независимости смирившись даже с разлукой со своим четырехлетним сыном Леннартом. Она никогда не понимала, как можно жить, не занимаясь ничем, как большинство замужних принцесс. В Стокгольме она добилась от своего венценосного свекра разрешения посещать академию прикладных искусств, где изучала рисование и фотоискусство. Затем Мария вернулась на родину и, когда началась война, не раздумывая, отправилась медсестрой на фронт. Несмотря на все прошлые разочарования и испытания она верила, что обязательно встретит свою любовь, и незадолго до Октябрьской революции вышла замуж за князя Сергея Михайловича Путятина. Но и этот брак не принес ей счастья — во всяком случае, это оказалось совсем не то, о чем она мечтала. Мария Павловна родила сына, но и с ним ей пришлось расстаться: революционные события вынудили ее покинуть страну и бежать в Бухарест, оставив ребенка на попечение родителей мужа, вскоре мальчик умер. Вместе с супругом она уехала в Лондон, потом в Париж. Очень скоро стало понятно, что Сергей не в состоянии ни зарабатывать на жизнь, ни хоть как-то освоиться в новой реальности. Чтобы выжить, Мария продавала свои драгоценности, а когда представлялась возможность, шила одежду и занималась вышивкой на продажу. Конечно, денег это приносило не много, но готовность трудиться вопреки всем тяготам по-прежнему служила ей главной опорой в жизни.

Несмотря на то что Дмитрий вернулся в Париж точно в срок, чтобы в узком кругу русских друзей отпраздновать ее тридцать первый день рождения, Марии Павловне еще не представилось случая поговорить с ним наедине. А между тем новости были чрезвычайно важные: в качестве претендента на русский престол теперь рассматривался не только Дмитрий, но и их кузен Кирилл Владимирович, а также дядя Николай Николаевич. Она была уверена, что брат ничего об этом не знает — французская богема, в которой он вращался в последнее время, вряд ли интересовалась такими вещами. Наиболее консервативная часть эмигрантских кругов поддерживала Кирилла, что, вероятно, во многом было обусловлено легендарным тщеславием его покойной матери. Вместе с тем, более прогрессивные соотечественники желали видеть на троне Дмитрия. Для Марии было очевидно, что ему нужно как можно скорее заручиться их поддержкой, чтобы открыто заявить о своих притязаниях на престол.

Стоя на залитой долгожданным весенним солнцем улице и оглядываясь в поисках такси, Мария Павловна знала, что гораздо больше напоминает крестьянку, чем великую княжну. Она так и не научилась делать себе эффектную прическу и правильно подбирать платья. Покинув Петроград и больше не имея возможности держать горничную, Мария Павловна перестала придавать своему внешнему виду какое-то особое значение и порой могла по нескольку дней подряд не смотреться в зеркало. Она давно уже смирилась и со своим гардеробом, и с неподходящей прической. Но в изысканной обстановке отеля «Ритц», где они договорились встретиться с Дмитрием, подобное равнодушие было не к месту — Мария Павловна прекрасно это понимала, равно как и то, что-таксисты игнорируют ее не просто так. Несмотря на ее энергичную жестикуляцию, они проезжали мимо, лишь пожимая плечами. Видимо, думают, что у нее нет денег — если бы они только знали!..

У нее в сумочке лежал жемчуг бабушки — восхитительные длинные бусы императрицы Марии Александровны. Марии Павловне удалось спрятать и вывезти их из России. В отличие от своих собственных драгоценностей, давно уже проданных, жемчуг Романовых она бережно хранила, не решаясь расстаться с фамильной реликвией. Но теперь решила, что пришло время отдать ее великому князю — возможно, бесценный жемчуг поможет ему финансировать борьбу за русский престол.

Наконец рядом с ней остановилось такси.

— Вам куда, матушка? — спросил шофер с явным славянским акцентом.

Задохнувшись от возмущения, Мария Павловна даже забыла, куда направляется. Пожалуй, ей действительно стоит больше интересоваться своим внешним видом, чем политикой.

Опомнившись, она холодно произнесла:

— Отвезите меня в отель «Ритц» на Вандомской площади.

— Боже мой! — воскликнул шофер по-русски, оборачиваясь к ней и крестясь на православный манер. — Ваше высочество, почту за честь.

— Благодарю вас, — ответила Мария машинально, но затем осторожно спросила: — Простите, мы знакомы?

Хотя это явно было излишне: раз уж он узнал ее в зеркало заднего вида, да еще и в нынешнем более чем скромном туалете, значит, они точно где-то встречались. Все доступные публике фотографии запечатлели ее еще в былом царственном величии.

— Да. Мы познакомились на балу в Александровском дворце. Мне выпала честь танцевать с вами. А потом, в девятьсот пятнадцатом, мы встретились в госпитале во Пскове. Вы спасли мне жизнь.

Мария Павловна попыталась вспомнить это доброжелательное, покрытое морщинами лицо, но, к своему стыду, не смогла и потому лишь смущенно кивнула в ответ. Будто прочитав ее мысли, шофер добавил:

— Я князь Павел Николаевич Соляшин. Но, боюсь, сейчас меня трудно узнать.

«Как и меня», — добавила Мария Павловна про себя. Смутное воспоминание о блестящем молодом герое пронеслось у нее в голове. Печально, что эмиграция так сильно меняет людей. Она непроизвольно сравнила князя со своим братом, сумевшим сохранить молодость и привлекательность.

— Да, я вас помню, князь, — сказала она мягко. — Но нам пора ехать, иначе я опоздаю на встречу.

Машина тронулась, а Мария Павловна задумалась, сколько дать на чай человеку ее круга. Ее бывшего круга.

Глава семнадцатая

Мися, конечно же, стала ее первой гостьей. Как только известие о возвращении Габриэль разнеслось по Парижу, подруга тут же явилась с визитом. Как всегда, без предварительной договоренности. Свое вмешательство в личную жизнь Коко она оставила без комментариев. И вообще вела себя так, словно и не посылала никакой телеграммы Стравинскому. Габриэль любезно подыграла ей, ни словом не упомянув об этой интриге. Тем более что Мися все равно стала бы упрямо отрицать свое участие. Таким образом необходимость неприятного разговора отпала сама собой. Габриэль как ни в чем не бывало сердечно обняла подругу.

— Я хочу все знать, — заворковала та, бросив пальто небрежным элегантным жестом на спинку кресла. — Ты должна мне все рассказать о своем путешествии и о своем великом князе.

— Садись, — ухмыльнувшись, ответила Габриэль.

Но Мися уже села.

— Как поживает Дмитрий Павлович?

Габриэль опустилась рядом с ней на диван и прикурила сигарету.

— Надеюсь, хорошо, — ответила она, пуская маленькие колечки дыма. — Он уехал в Берлин, чтобы встретиться с какими-то бывшими важными военными чинами. Я не понимаю, почему все русские генералы эмигрировали в Германию, но там уже