Арден - Alexander

— В какой-то мере я действительно сингулярность между вселенными, — ответил он. — Но всё немного сложнее, чем представляют себе эти дети. Они пытаются объяснить меня через свои модели, свои теории. Как если бы муравей пытался описать законы термоядерного синтеза. Мило. Но бесполезно.

Арден кивнул, хотя внутри него всё ещё клубилась дрожь. Он вспомнил слова кремниевых, их описание того, что представляет собой Ангурах. То чувство холода. Тишины. Отсутствия надежды.

— Твой приход обычно означает конец мира, — тихо сказал он, его голос был осторожным, почти благоговейным. — Начало конца.

Новые знания ещё бурлили в его сознании, но одно стало ясно окончательно: противостоять этому существу — невозможно.

Ангурах слегка наклонил голову, словно рассматривая его.

— Часто забираю затухающие миры, — ответил он. — Чтобы зажечь новые. Так я живу.

Арден почувствовал, как его разум напрягается, пытаясь осмыслить масштаб. Перед ним был не просто уничтожитель. Он был цикл. Живая энтропия. Квантовый импульс рождения и смерти.

— Тебе, наверное, очень одиноко, — заметил он, почти невольно. — Зажигать и гасить миры, конечно, интересно. Но до поры до времени. Сложно быть началом и концом всего сущего и быть на острие реальности… Несмотря на всю твою неуязвимость. Несмотря на всё твоё абсолютное могущество…

Ангурах сначала молчал. Долго. Слишком долго для того, чтобы Арден мог сохранить спокойствие. Затем он расхохотался. Глубоко, гулко, почти весело.

— Так вот что они обо мне думают! — произнёс он, немного переведя дыхание. — Я вовсе не Абсолют. И я не одинок.

Арден широко распахнул глаза.

— Я не единственная сингулярность, создающая вселенные! — улыбнулся Ангурах. Эта улыбка была почти человечной, но в ней сквозила глубина, которую Арден не мог даже вообразить. — Я лично знаком с несколькими десятками других сингулярностей. И да… мы общаемся.

Он говорил это так, будто рассказывал о дружеских посиделках за чашкой кофе. Но Арден понимал — это не просто общение. Это был контакт между теми, кто стоял вне законов времени, пространства и причинности. Сущности, которые были до первых миров и после последних.

— У меня лично более сотни вселенных на орбите, — добавил он, как бы между прочим. — Они живы, они горят, они угасают... Я поддерживаю их баланс. Как маятник. Как пульс.

Арден молчал. Его разум отказывался принять масштаб этих слов. Он знал, что стал чем-то большим, чем человек. Знал, что Аммут не конец всего. Но теперь перед ним раскрывалось нечто большее, чем даже он мог представить.

Ангурах продолжил, его голос стал чуть ниже, чуть тяжелее:

— Касательно абсолютной власти и силы... — он произнёс это с лёгкой издёвкой, будто сам себе смеялся. — Даже у нас есть то, природу чего мы не очень понимаем...

Он сделал паузу. В рубке стало холоднее. Не физически, а духовно. Будто само присутствие этих слов начало менять окружающее пространство.

— Это нечто. Его имя — Нирунгаль.

Арден напрягся. Где-то глубоко внутри него, в том хаотичном море знаний, которое он получил от кремниевых, проснулось воспоминание. Мелькнувшая тень, которая не имела формы, только пустоту, лишенную смысла.

— Сущность, которая представляет собой абсолютное отрицание бытия, — сказал Ангурах, и его голос зазвучал уже не как объяснение, а как предупреждение. — Если такие, как я, — это цикл жизни, смерти и возрождения, то Нирунгаль — это полное уничтожение самой возможности существования.

Он не просто поглощает или разрушает.

Он стирает всё, что связано с реальностью.

Включая законы физики.

Время.

Пространство.

Даже саму концепцию «бытия».

Арден почувствовал, как его внутренний мир слегка сжался. Он хотел спросить — но слова замерли на губах. Он чувствовал, что стоит ему заговорить, и этот разговор станет точкой невозврата.

— Его форма полностью невообразима для любого разумного существа, — продолжил Ангурах, — включая нас. Те, кто оказывается достаточно близко к нему, испытывают чувство, будто их душа медленно растворяется в бесконечной пустоте... которая даже не является пустотой. Это отсутствие самого понятия "пустота".

Ангурах замолчал. Рубка корабля казалась ещё больше, чем раньше. Словно пространство расширялось под давлением этих слов.

— Нирунгаль не говорит, — произнёс он через некоторое время. — Он ощущается. Это чувство глубокого холода, тишины и полного отсутствия надежды. То, что вы называете страхом... это просто отзвук его присутствия. Для вас это ужас. Для меня — опасность.

Он поднял взгляд на Ардена. Чёрные глаза, бездонные и пустые, вдруг стали живыми.

— Вселенные — это то, что держит Нирунгаля на расстоянии. Пока мы сохраняем критическую массу вокруг себя... мы существуем. Мы — граница, которую он пока не может пересечь. Но иногда… некоторые из нас пропадают.

Его голос стал ниже, почти шепотом.

— И мы чувствуем их последние мгновения. Мы ощущаем момент, когда они исчезают. Когда их вселенные начинают меркнуть. Когда даже их память о себе стирается.

Ангурах замолчал. Его слова о Нирунгале повисли в воздухе, как тень без источника света — неосязаемые, но глубоко проникающие в сознание Ардена. Он чувствовал, что за этим разговором скрывается не просто предупреждение. Это был урок. Или, может быть, прощальный совет.

— Зачем ты здесь? — наконец спросил Арден. Голос его был тихим, почти шёпотом, но в нём звучала уверенность человека, который уже понял, что не стоит задавать лишних вопросов. Он хотел одного — сути.

Ангурах посмотрел на него долгим взглядом, будто рассматривал не юношу, а целую вселенную внутри него.

— Ты не стал таким, как то, к чему идёшь навстречу, — ответил он. — Протодемоны… это очень распространённая болезнь разумной жизни. Они возникают, когда система теряет равновесие. Когда энтропия сжимается, вместо того чтобы расширяться. Они способны сократить срок жизни Вселенной в разы.

Он сделал паузу. Словно давая Ардену время осмыслить.

— И нам остаётся только забрать то, что осталось… и запустить новый Большой Взрыв.

Его голос стал чуть жестче:

— И ваше время пришло. Если ты не найдешь способ возместить ущерб…

Арден почувствовал, как холод пробежал по его волновой структуре. Не физический холод, а внутреннее оцепенение. Ощущение конца. Но не личного. Конца всего.

— Взорвать всё живое и разогнать энтропию? — спросил он, не скрывая горечи. — Уничтожить всё живое и неживое?

— Ваше время весьма относительно, — вместо ответа произнёс Ангурах.