Адмирал Колчак. Драма Верховного правителя - Владимир Геннадьевич Хандорин

служащих ведется усиленная агитация… с целью созвать забастовку и тем самым воспрепятствовать переброске войск», причем автор сводки обвиняет в этом эсеров. «Рабочие… распропагандированы и смотрят на существующую власть как на гибель демократических принципов»[443].

Более красочно донесение одного из сотрудников Осведверха: «Крестьянство, в лучшей и большей его части, к существующей власти относится доброжелательно, железнодорожники (низовые агенты) отрицательно, ибо почти все поголовно заражены большевизмом… Зажиточная часть крестьянства… терроризованы крестьянскими лодырями, которые не делали запашек, в надежде поделить при приходе красных их имущество… Особенно скверное настроение у солдат, понюхавших гнилой запах керенщины. Эти господа ни на что, кроме уничтожения, не способны, горлопаня на сходах и не давая рта раскрыть старикам… Несомненен, под влиянием рассказов беженцев, подъем религиозности. Выборные сельские власти и милицейские в основном состоят из худших элементов деревни и пьянствуют и беззаконничают напропалую… Крестьянство соскучилось по твердой власти»[444].

Тем не менее, очевидцы, которым было что сравнивать, свидетельствовали, что порядка в тылу А.В. Колчака в целом было больше, чем в тылу А.И. Деникина. При всем уважении к генералу А.И. Деникину как к полководцу и патриоту, прибывшие летом 1919 года из деникинского Екатеринодара в колчаковский Омск представители Национального центра отмечали, что у Колчака значительно лучше организованы хозяйственная жизнь и транспорт, чем у Деникина (хотя и у Колчака они оставляли желать лучшего) [445].

Экономика

В экономической и социальной политике правительства А.В. Колчака, в противоположность относительно консервативной «общей» политике, четко прослеживалась либеральная ориентация, но с признанием обязанности государства заботиться о малоимущих и ограждать их интересы от произвола сильных мира сего. Что лишний раз доказывает, что политический консерватизм вполне способен уживаться с экономическим либерализмом. Основой этого, обоснованного колчаковскими идеологами синтеза было убеждение, что имущественное уравнение, пропагандируемое социалистами и коммунистами, лишает человека стимула к производительной работе. Но разве это не так? Разве советская власть не потерпела в итоге закономерный крах «благодаря» неконкурентоспособной экономике, превращенной в монополию государства (читай: чиновников) и лишенной реальных стимулов к соревнованию, вследствие чего советская промышленная продукция, от бытовой техники до автомобилей, не выдерживала никакого сравнения с западными аналогами? Исключение составляли предприятия «оборонки», ибо здесь конкуренцию подстегивало противостояние с Западом на грани ядерной войны. И разве в современных, подверженных влиянию левых социалистов странах Запада многочисленные «профессиональные» безработные, включая мигрантов, не превратились в тунеядцев, живущих годами на «вэлфер» за счет налогов нормальных рабочих?

Недаром один из ведущих идеологов колчаковского режима, неоднократно упоминавшийся В.А. Жардецкий остроумно сравнивал понятие «научный социализм», как лишенное смысла, с выражениями «мудрый идиот» и «красноречивый немой», и напоминал, что именно развитие капитализма породило избыток доходов государства, сделавший возможным социальную помощь правительств обездоленным. Социалисты же увидели в этом «начало конца капитализма» и стали пропагандировать уравнительно-распределительный строй, который тот же автор называл «раем запуганного бездельника»[446].

Как же строилась экономика при Колчаке? В вопросе о собственности еще его предшественники вернули «национализированные» большевиками частные промышленные и торговые предприятия и банки их прежним владельцам, восстановили свободу торговли, хотя, будучи под влиянием тех же левых (эсеров и проч.), обставили это рядом ограничений.

Адмирал, придя к власти, пошел дальше: в декабре 1918 года он отменил государственное регулирование хлебной, мясной и масляной торговли[447]. И хотя перечисленные продукты после этого подорожали, но зато перестали быть дефицитом для голодных очередей (как и после «либерализации цен» 1992 года). Была сохранена госмонополия только на сахар (временно) и на спиртное – образованный читатель вспомнит, что водка стала монополией государства еще до революции, после реформы С.Ю. Витте 1894 года, из соображений доходности бюджета. При этом правительство Колчака отменило введенный с начала Первой мировой войны «сухой закон» как экономически нецелесообразный и в декабре 1918 года возобновило продажу водки («казенного вина»), а затем и виноградных вин и пива[448]. Частная торговля водкой разрешалась лишь на Дальнем Востоке, т. к. там отсутствовала система казенной водочной торговли[449].

В этом смысле правительство адмирала действовало решительнее, чем окружение А.И. Деникина (в других вопросах, как мы видели, напротив, одержимого ложными либеральными комплексами): на Юге России значительно позднее (в июле 1919 года) была восстановлена свобода торговли, а отдельные товарные монополии сохранялись и позже[450].

Для координации деятельности правительства Колчака по вопросам финансов и снабжения практически сразу после его прихода к власти (что лишний раз показывает, какое значение Колчак придавал экономике) было образовано Государственное экономическое совещание, в которое, наряду с министрами «экономического блока», были приглашены представители банков, торговли, промышленности, кооперации, а с июня 1919 года также земств и городов[451]. Делегаты от этих отраслей избирались соответственно Советом съездов торговли и промышленности, Советом кооперативных съездов, земскими собраниями и городскими думами, а представители банков назначались их правлениями. Председатель совещания имел право непосредственного доклада Верховному правителю, минуя главу правительства (кстати, первым председателем этого совещания стал последний государственный контролер царского правительства С.Г. Феодосьев, позднее его сменил Г.К. Гинс). Заседания проводились ежедневно и гласно, с мая 1919 года на них приглашались представители прессы[452]. В своем выступлении на совещании 19 июня 1919 года А.В. Колчак подчеркнул: «Всякая революция, всякий государственный переворот, в конце концов, имеет свои основания в экономическом положении государства»[453].

Уже на одном из первых заседаний 2 декабря 1918 года совещание сформулировало 6 принципов экономической политики: «1. Отказ от заранее зафиксированных цен. Излишнее вздутие цен должно регулироваться планомерным выпуском на рынок продуктов… 2-й принцип – отказ от реквизиций, к которым можно прибегать только в самых крайних случаях и преимущественно в прифронтовой полосе… 3-й принцип – полное уничтожение всяких ограничений ввоза и вывоза… 4-й принцип – желательно сокращение монополий, так как этот вид государственного хозяйства, требуя создания чрезвычайно громоздкого административного аппарата, поглощает огромные денежные средства… 5-й принцип – возможное сокращение хозяйственной деятельности казны в будущем. 6-й и последний – это контроль над покупками и перевозками продуктов»[454]. Позицию совещания, ставшую и позицией колчаковского правительства, наиболее емко выразил его участник князь А.А. Кропоткин: «Надо, чтобы государство было с глазами, но отнюдь не вмешивалось в частное хозяйство… Без ясного определенного признания права собственности нельзя ожидать возрождения экономической жизни России» (признавая нужным лишь ограждение отечественной промышленности таможенными пошлинами от конкуренции импортных товаров)[455].

Правительство полностью поддержало намеченный совещанием курс. Управляющий делами Совмина кадет Г.Г. Тельберг в своем интервью сказал: «Организацию хозяйственной жизни страны правительство от себя отводит, указывая на тот вред, который был принесен правительственным регулированием, и надеясь на живые силы страны»[456].

В более развернутом виде экономическая программа правительства была изложена в докладе на Государственном экономическом совещании 23 июня 1919 года. В нем вновь подчеркивалось, что «в основу должно