Последний заговор Гитлера. История спасения 139 VIP-заключенных - Иан Сэйер

На самом деле в первый же вечер Штиллер и по меньшей мере два десятка солдат появились в отеле, но не для того, чтобы отомстить. Штиллер передумал и надеялся, что еще сможет принять предложение о размещении, сделанное ему Бонином, Дучей и Пейн-Бестом. Миссис Хайсс-Хелленштайнер была поражена, увидев столь много военных.

Лидиг посоветовал проявить осторожность, и СС и СД оставили снаружи. Так повторилось произошедшее ранее противостояние. Однако на этот раз они были безоружны. Стороны просто злобно смотрели друг на друга три часа, и в конце концов ренегаты, которым было отказано во входе в здание, удалились и скрылись в темноте[658]. Предсказать, вернутся ли они, было невозможно.

Вторник, 1 мая: «Прагзер-Вильдзее»

Среди многочисленных преимуществ уединенного, величественного места была частная часовня на территории отеля. В это холодное майское утро она стала местом проведения особой мессы.

Часовня Богоматери Скорби представляла собой крошечное каменное сооружение, стоявшее в живописном месте на берегу озера в нескольких сотнях метров от отеля. Духовенство среди заключенных слышало о ней от священника в Нидердорфе, но, когда они увидели часовню, ее тихая красота превзошла все, что он описал. Им дали гостии и вино для службы, и, прибыв в отель, они немедленно начали к ней готовиться. Эмма Хайсс-Хелленштайнер помогла им отнести по заснеженной тропе ткани, кубок, дароносицу, свечи и белье, и в ту ночь прелаты составили подробное объявление о четырех мессах, которые должны были состояться на следующий день[659].

Эти священные обряды были одними из немногих моментов мира и гармонии. Многие из заключенных теперь, когда они официально больше не были пленными, начали отстаивать свои права. Чувствуя – совершенно ошибочно – безопасность в этом приятном месте, изолированном от хаоса и насилия войны, многие начали препираться, жаловаться и даже воровать. Комнаты им выдали в соответствии с потребностями, и это нравилось не всем. Несколько военных, которых разместили на третьем этаже в комнатах для прислуги, ворчали, жалуясь, что помещения должны распределить в соответствии с тем, кто выиграл войну. Немцы начали ее и потерпели поражение, поэтому союзники должны получить лучшие комнаты, а немецкие заключенные – спать на чердаке для прислуги. Из-за жалоб и споров атмосфера накалялась, и, как старший офицер британского контингента, Вингз Дэй был призван в качестве арбитра. Он отклонил претензии союзных пленных, посчитав их незначительными, и постановил, что все должно оставаться как есть[660].

Другим недовольным был советский подполковник Виктор Бродников. Он утверждал, что потерял во время плена все, у него осталась только форма. Он начал составлять список требований: «Пара обуви, рубашка с воротником, пара трусов, пара носков, носовой платок, бритва с лезвиями, помазок для бритья, губка или фланель, кусок мыла и зубная щетка»[661].

Эмма Хайсс-Хелленштайнер, до этого радовавшаяся возможности принимать столь высоких гостей, быстро поняла, что некоторые из них были довольно жадными. В первую ночь она обнаружила, что практически все мягкие подушки и перины с третьего этажа исчезли, что усугубило недовольство мужчин-союзников. Оказалось, что их утащил греческий генеральный штаб. За первым же ужином она заметила, что, несмотря на щедрые порции, многие из обедающих тайком уносили дополнительные пайки в свои спальни. Она списала это на долгие годы пребывания в лагерях – узники всегда пытались спрятать что-нибудь на случай тяжелых времен. Однако она не была так милосердна, когда из ее погребов, которые она щедро открыла для всех, исчезло 60 литров вина[662].

После стольких месяцев – а в некоторых случаях и лет – тюремного заключения и лишений неудивительно, что люди предались обжорству. Но злоупотребление гостеприимством хозяйки привело к тому, что всю еду и вино стали выдавать порциями[663]. Своеобразное возвращение к порядкам тюремной жизни.

Каждый справлялся с новой, неконтролируемой ситуацией по-своему. Некоторые пытались установить свой авторитет. Полковник Джон Макграт считал, что нужна военная дисциплина. Надев свою полную британскую армейскую форму, которую он сумел сохранить в безупречном состоянии, и увенчав ее фуражкой Королевской артиллерии с алой полосой, он не стал захватывать власть, но придал происходящему «военный тон», что нравилось не всем. Пейн-Бест, которому Макграт был симпатичен, «находил его попытки привнести толику военного стиля в нашу приятную повседневную жизнь немного утомительными»[664].

Некоторые все еще чувствовали атмосферу тюремного лагеря – и, конечно, она окружала и Хью Фалконера, агента УСО и радиоэксперта, когда он раздобыл радиоприемник. Приемник был старым и требовал доработки, но вскоре он начал принимать передачи от BBC и Allied Forces Network[665]. Большинство бывших заключенных жаждали узнать новости из внешнего мира, и услышанное их обнадежило. Однако некоторые из эсэсовцев, которые сопровождали заключенных, не могли отказаться от привычных правил и взглядов. Один из них, обнаружив, что Фалконер слушает BBC, пришел в ярость. Он отчитал Фалконера, заявив, что радио запрещено для заключенных, а прослушивание иностранных передач является правонарушением. Он отказывался внимать здравому смыслу и начал угрожать применить силу. Только когда появился Бонин и приказал ему соблюдать приличия, ситуация устаканилась[666].

Для группы высокопоставленных бывших заключенных, оказавшихся в такой щекотливой ситуации, события во внешнем мире складывались не лучшим образом. Немецкие войска хаотично отступали по дорогам к перевалу Бреннер, и нередко случались ужасные инциденты. Ходили слухи, что гауляйтер Франц Хофер сформировал мощную армию СС и вел военные действия вокруг Больцано. Другой слух гласил, что он создал собственное тирольское партизанское движение и продвигался от перевала Бреннер на юг[667]. В лесах также были банды немецких дезертиров и отставших, которые, по словам Джимми Джеймса, «перерезали бы горло за одежду или еду»[668]. Некоторые из этих ренегатов были иностранными солдатами на службе вермахта и армий СС – в большинстве своем бывшими солдатами Красной армии, которые предпочли службу Германии медленной голодной смерти в лагере для военнопленных. Они были готовы на все, чтобы получить гражданскую одежду, тем самым скрыв доказательства своей измены[669].

Помимо угрозы со стороны группировок изгоев армий СС или даже вермахта, различные партизанские группировки все чаще терроризировали районы Северной Италии. Теперь, когда с немцами было почти покончено, на передний план вышли территориальные и политические претензии, часто доходило до применения насилия. В этот день – 1 мая – югославские партизаны вошли в итальянский город Триест, вызвав ужас среди местного населения[670]. Похожие столкновения произошли в Тироле, из-за своей немецко-итальянской истории ставшем его очагом разлада. Конкурирующие группы тяжеловооруженных, недисциплинированных и