Любовные драмы звезд отечественного кино - Александр Сергеевич Варакин

– Что же случилось 13 апреля, в тот роковой вечер?

– Витя Проскурин пригласил нас на премьеру спектакля «Вор» в Ленком. Стас говорил мне, что главная роль в этом спектакле должна принадлежать ему. Он был талантлив, а ролей интересных не было. Лишь один фильм «Ошибки юности», где играет Стас, вышел на экраны. Да и то не при жизни Стаса, – фильм закрыли и положили на полку. А он так хотел славы! После премьеры Виктор заехал к нам домой, мы выпили. Потом он уехал, а мы стали ссориться. Когда нервов моих уже не осталось, я совершила непростительную глупость: схватила бутылку вина и стала пить его на глазах у Стаса. Я знала, как сильно его раздражало мое увлечение алкоголем. Потом я ушла на кухню, чтобы вылить остатки вина в раковину. А когда вернулась, то увидела, как Стас медленно клонится на ковер, а у ножки кресла лежит окровавленный нож. Потом приехал врач «скорой» и сказал, что Стас мертв. Я хотела покончить с собой. Доктор меня остановил. Все было как в бреду. Помню, мы с мамой Стасика летели в Черепаново, что под Новосибирском, хоронить его. И я почему-то не могла сидеть на местах, которые были указаны в билетах. Вот не могу – и все! Оказалось, что Стасик в гробу был прямо под нами. Мы наверху, а Стас внизу. Я не знаю, как человек может все это вынести!

– Вас сразу обвинили в убийстве?

– Нет… Меня подозревали. Я ушла из театра Вахтангова. Помогали друзья, Володенька Высоцкий – мой вечный дежурный по сердцу. Галя Брежнева сказала: «Уезжай за границу. Только папа умрет, и тебя посадят. А мы тебе верим». И вот ко мне пришли. С обыском. Почему-то забрали иконы. Потом увезли в Бутырку, и больше я не возвращалась. Суд был непристойный. Люди приходили, как на спектакль. Лица присутствующих в зале сияли любопытством. Особенно удивила моя подруга, актриса Инна Гулая, ярко накрашенная, при параде, в браслетах. Почему? Зачем? Но я не держу на нее зла.

– Но кто-то же поддерживал?

– Однажды Олег Стриженов подошел к моему «воронку». Долгим и очень серьезным взглядом смотрел на меня. Я улыбалась ему. Помню необыкновенную тишину. Наташа Варлей, выступавшая на суде, была правдива в своих показаниях. Как хорошо, когда не разочаровываешься в человеке! Сашенька Кайдановский совсем запутал суд. «Во всем виноват Достоевский», – заявил он. У меня появилось ощущение, что Федор Михайлович сидит на скамье подсудимых рядом со мной. Но главное, что я всегда помнила слова Стаса: «Бойся бояться».

Не стоит пересказывать всех неинтересных для нас открытий, которые сделала для себя Валентина Малявина на суде. И хотя она проговаривается о некоторых из них в других интервью, оставим это ей самой или тем авторам, которые все же подняли всю эту грязь на свет Божий. Событие вечера 13 апреля 1978 года и впрямь запутанное, неоднозначное, если не сказать – мистическое. Оправдать Валентину Малявину очень трудно: экспертиза показала, что, даже если сам Стас Жданько и мог всадить в себя нож, то выдернуть его столь «гладко» он был не в силах – такого не бывает. Особенно если он всадил нож прямо в сердце. Плюс та же экспертиза говорит о том, что нож был всажен в грудь сидящему в кресле человеку под таким углом, что удар шел сверху – от стоящего человека к сидящему. Тридцатисантиметровое лезвие вошло в тело на 9 сантиметров и попало точно в сердце.

Друзья Станислава Жданько – это Стас Марьин и Николай Попков – никогда не верили в невиновность Валентины и через пять лет, как раз после смерти Л.И. Брежнева, как и предупреждала Галина Леонидовна, добились суда и приговора. Валентину приговорили к 9 годам лишения свободы, но отсидела она, опять же по разным сведениям, от 4,5 до 6 лет.

Тюрьма и воля

О пребывании в тюрьме пусть Валентина Александровна расскажет нам сама (из интервью Наталье Москалевой):

«– Каково было вам, известной красивой актрисе, оказаться в тюрьме?

– Вначале было страшно, особенно когда поняла, что у всех девочек, с которыми я сидела, была одна и та же статья, связанная с убийством. У каждой из них была своя правда. Моя соседка, Галочка, убила своего насильника. Другая девочка бросила из ревности камень в своего любимого. Еще одна, беременная, пришла в институт, где учился ее муж, и задушила соперницу. Я быстро привыкла к шконке, кормушке. Женщины даже в тюрьме остаются женщинами. Из горелых спичек, сахара и мыльной стружки мы делали тушь для ресниц, крем из овсяной каши, штукатурку использовали как тени. В тюрьме можно жить.

А самое большое потрясение на зоне было тогда, когда я узнала о смерти Андрея Тарковского. Андрей – самая светлая страница, самый светлый человек в моей жизни! Мне было всего девятнадцать, когда он увидел меня и открыл. В первую нашу встречу он произвел на меня необыкновенное впечатление! В дверь павильона, где проходили съемки, влетел молодой человек, экстравагантно одетый. Какой-то немыслимый яркий шарф… Некоторое время он не обращал на меня никакого внимания, а потом вдруг очень серьезно спросил: «Ты видишь сны?» «Когда я сказала, что вижу и даже летаю во сне, Андрей счастливо улыбнулся и сказал: «И я летаю!» Он показал мне мир! Фильм «Иваново детство» имел фантастический успех во многих странах. Помню, в Италии люди плотным кольцом окружили нас, хотели дотронуться до Андрея или до меня, поздравляли… А тогда, в тюремной библиотеке, я увидела в газете некролог, фамилию Тарковский. Сразу подумала об Арсении Александровиче. Нет, оказалось, что из жизни ушел Андрей. Мне стало плохо. Весь вечер плакала в сугробах. Он должен был вернуться для того, чтобы снять свой главный фильм жизни – о Достоевском…

– Как вас встретили на воле?

– Остались старые друзья: Сашенька Збруев, Маша Вертинская. Заехала к Саше Кайдановскому. Через некоторое время он умер…

На воле стала рисовать. Даже участвовала в выставках. Один иностранец заказал мне портрет Николая Второго. Я стала искать человека, похожего на царя. Так снова вышла замуж. Мой избранник, тоже Саша, был потрясающе похож на Николая Второго. Его убили ножом в спину только за его сходство с последним императором. Он вышел встречать меня на улицу. Если бы я приехала чуть раньше, трагедии бы не случилось. Я даже на могилку к нему не могу сходить, ноги не идут. Как и ко всем остальным могилкам. Знаешь, любовь – трагедия всей моей жизни. Я говорю о любви к мужчине. Но любовь помогла мне эту трагедию и преодолеть. То, что произошло между мной и Стасом, – это только