Жизнь и война генерала Василия Рязанова. Книга 3 - Василий Васильевич Рязанов

что наши четкие действия сыграли важную роль в овладении населенным пунктом еще до Днепра, и только благодаря нам танкисты вместе с летчиками уничтожили много вражеской техники и прорвали оборону. Ротмистров был очень доволен летчиками, уверял, что победы танкистов достигнуты во многом благодаря участию в них нашего корпуса, что Рязанову он обязан столь многим, что и не знает, как его благодарить. Рязанов посмеивался и пытался остановить поток похвал. Но это не так легко было сделать. Ротмистров сказал, что в блестящей работе корпуса и наша заслуга. Больше никогда Ротмистрова я не видела, но сохранила память о нем не только как о талантливейшем полководце и крупном военачальнике, но и как о хорошем, добром человеке.

Тогда был период трудных, но победоносных боев. Тревожное состояние ожидания исхода битвы сменялось ликованием и гордостью победы, когда наши войска продвигались вперед. На ВПУ, пожалуй, было легче. Там поглощена работой, зная, что от тебя тоже что-то зависит. В минуты, когда дежурят девчонки, а ты отдыхаешь и, не отрываясь, следишь за огненными трассами, за тяжеловесными, несколько неуклюжими виражами “горбатых” по сравнению с юркими истребителями вокруг, почти явственно ощущается ниточка связи между радиостанцией на КП и бортовыми рациями самолетов. Работая при штабе корпуса во время боевых действий, мы тоже принимали и передавали боевые донесения, команды. Но это было слишком отвлеченно. Не чувствовалось горячее дыхание боя. На НП же все непосредственно перед тобой. Вот шестерка штурмовиков в левом пеленге. Самолеты разворачиваются на 90 градусов и, пикируя, начинают атаку. Ты подстраиваешь уходящую волну, а сама шепчешь: точнее, ну… огонь! И наши соколы не подводили. Прицельным огнем и бомбометанием они крушили передний край вражеской обороны.

Наверное, под влиянием слов Ротмистрова о решающей роли радиосвязи и превознесения им наших заслуг, я начала задумываться о радио, о природе радиоволн и прочих проблемах, связанных с радиотелеграфным делом. Мне страстно хотелось придумать, изобрести нечто, что могло бы помочь скорейшему разгрому врага. Я приставала к Тане. Но Таня увлеклась поэзией. В Кировограде начали работать книжные магазины и она, хотя в город и не отпускали, отпросилась в увольнение и купила сборник Маяковского и, поскольку из поэзии больше ничего не было, прозаическую книгу – исторический роман Евгения Ланна “Старая Англия”.

Вряд ли она прочитала роман из-за недостатка времени, но с книгой Маяковского не расставалась, благо, формат ее был небольшой, и томик помещался в кармане. Книга в бумажном переплете истрепалась, обложка и первые страницы оторвались. Но Татьяна знала их наизусть. Она часто читала мне отрывки из “Облака в штанах”. Она и сама начала сочинять. Мне, да и вообще, кажется, никому, она свои стихи не показывала, но часто взгляд ее становился рассеянным и, бормоча себе что-то под нос, она записывала строчки на обрывках бумаги.

Кировоград – крупный город и нам, горожанкам, москвичкам, было очень интересно, когда мы ехали сюда из Александрии. Ведь впервые за два года после Москвы мы попадали в город, если не считать проезда через Харьков. Разместились на окраине, чтобы легче было охранять и оберегаться от шпионов, диверсантов. Но Кировоград нас разочаровал. Он почти весь состоял и одноэтажных белых хаток, что нисколько не отличало его от Александрии, разве что хаток больше. Да и разрушен город был сильно. Те центральные районы, где, может быть, и были раньше большие дома, лежали в развалинах. Проехав по городу, я больше в него не ходила. Да и не отпускали. Татьяна еле отпросилась в книжный магазин. Ее отпустили с сопровождением. Предлагали и мне идти за компанию, но я отказалась.

В Кировограде мы пробыли до начала весны 1944 г. 2-й Украинский фронт продолжал наступление. Важно было не дать врагам оправиться от полученных ударов, собраться с силами. Тяжелые непрерывные бои продолжались в течение почти всей зимы. В начале марта 1944 г. началось новое крупное наступление советских войск, вошедшее в историю под названием Уманско-Баташанской операции. Силы авиации у нас и у противника были примерно равны. Но активные действия авиации затруднялись плохой погодой, перебоями в материальном снабжении и сложностями в подготовке аэродромов. Вскоре нам пришлось на себе испробовать, что такое весенняя распутица. Но наши летчики продолжали поддерживать начавшееся наступление.

Нас с радиостанцией послали на новое место – в Умань. Это было после 10-го марта I944 г. – дня освобождения Умани. На этот раз мы были без офицера. Он должен был прилететь самолетом, что из-за бездорожья было значительно проще, хотя и аэродромы были в таком же состоянии, как и дороги. Радисток было всего две: я и Татьяна Лебедева. Сержант – начальник радиостанции. Еще ехал механик радиостанции – молодой казах Борис Наманов, воспитанник детского дома, запомнившийся мне, как человек кристальной честности и редкой доброты. В конце войны, в Потсдаме, он погиб.

Из Кировограда мы выехали в прекрасном расположении духа. Я уже писала, что переезжать любили. Времени для того, чтоб доехать до Умани, казалось, вполне достаточно. Кроме радиостанции с нами ехала грузовая машина, везшая бочки с бензином. С горючим тогда было тяжело. Прибыв в Умань, мы должны были дать радиограмму о прибытии. А основной нашей задачей было доставить радиостанцию и добраться самим.

Но, не отъехав и нескольких километров от Кировограда, мы поняли, что выполнить задание будет не так-то просто. Из-за распутицы и весеннего таяния снегов дороги стали практически непроходимыми. К тому же они были разбиты только что прокатившимися по ним отступавшими немецкими и нашими наступавшими армиями. Если раньше я описывала грязь в Пальмире, представлявшую собой, как я думала тогда, осенью, последнюю степень бездорожья, то грязь, с которой мы столкнулись теперь, трудно описать. Поля и дороги больше были похожи на болота. Подобной грязи я не видела ни до этого, ни после, и всю жизнь поражалась, вспоминая эту грязь. Липкая, жирная черная масса заполнила все вокруг, засасывая в себя находящиеся на ней предметы, повозки, машины, людей. Стоило выскочить из кузова (а автомобиль застревал через каждые несколько минут, и приходилось спрыгивать в грязь и толкать его), и ты оказываешься по колено, а то и по пояс в грязи.

И.С. Конев в книге “Записки командующего фронтом.I943-I944”, книге сугубо военной, посвященной планам операций и их осуществлению, вспоминает об этой грязи с эмоциями, которые, наверное, никогда не забудутся путешественникам по тем дорогам: “В моей памяти неизгладимы картины преодоления солдатами, офицерами и генералами непролазной липкой грязи. Я помню, с каким неимоверным трудом вытаскивали бойцы застрявшие по самые кузова автомобили, утонувшие по лафеты в