Жизнь и война генерала Василия Рязанова. Книга 3 - Василий Васильевич Рязанов

было желание положить голову на подушку, – все это время он лежал на соломе. Минеев много лет работает начальником штаба авиаотряда в гражданской авиации. Уже за мирную службу награжден орденом Дружбы народов. Сейчас воспитывает внуков. Достойное занятие и, думается, если он будет воспитывать их на своем примере, то дети вырастут настоящими людьми.

Кто-то прибежал из села и сказал, что штаб разбомбили, все погибли. Мы перепугались, и вместо того, чтобы уезжать из села, как приказал Рязанов, помчались спасать его, думая, что он, возможно, ранен, лежит, истекая кровью, а мы сможем ему помочь. Село было почти полностью разрушено. Но Рязанов и штаб той армии, куда мы ехали, укрылись от бомбежки. Рязанов, увидев нас, отругал и приказал немедленно, не теряя ни минуты, ехать за восточную окраину села, в лощину. Налет повторился, как только мы отъехали. Через некоторое время начали бомбить и лощину, где мы укрывались. Это все напоминало игру в прятки, но результат этой невеселой и далеко не детской игры мог стать для нас и становился для многих трагическим. Бомбы, сброшенные на это небольшое село и его окрестности, наверное, могли бы сравнять с землей районный центр средней величины.

Интересно, что эпизод с ранением Минеева в его пересказе выглядит совсем иначе. По его словам, это было в поселке Попельнастное в районе Пятихаток. Он с Рязановым прилетел раньше (тогда эпизод посадки самолета одновременно с нашим прибытием и поездка Рязанова на нашей машине были в другой раз и перепутались у меня). Но Рязанов в письме пишет о том, что сгорел самолет, а он остался невредим. Это ближе к моим воспоминаниям. Рязанов был у Ротмистрова, где они работали, а Минеев был возле самолета на окраине села, куда и подъехала наша машина одновременно с началом бомбежки. “Юнкерсы” шли эшелонами. Первая же серия разрывов накрыла ПО-2 и ранила Минеева, которого мы перевязали и отправили в медсанбат. Остальное он знает по рассказам. Рязанова и Ротмистрова спас адъютант Ротмистрова, сгребший их обоих в охапку и быстро вынесший в щель недалеко от дома. Спустя несколько секунд дома уже не было. Полевая сумка и кожаный реглан Рязанова, оставленные в доме, исчезли вместе с ним.

Однако для нас и для нашего командира все закончилось благополучно. А вскоре нас отозвали с ВПУ, на смену нам прислали мужской экипаж. Мы с сожалением отдали им так верно послужившие нам комбинезоны и вернулись в нашу отдельную роту связи. Какими родными показались девчонки, с которыми мы, кажется, не виделись целую вечность, командиры, даже повара и хозяйственники. Мы обнимались, прыгая от радости: – Ой, Ирка, ты жива?!! А мне говорили…

Штаб корпуса располагался в селе Пальмира, недалеко от Пятихаток. Снова жизнь пошла по знакомому распорядку: дежурства, прием и передача радиограмм, наряды. Фронт стабилизировался и, если бы мы продолжали оставаться на ВПУ, то и там наша кочевая жизнь на колесах кончилась бы. Сидели бы при каком-нибудь штабе. А так все-таки родная рота.

Пошли осенние дожди, и жирная черноземная почва превратилась в липкую засасывающую грязь. Процесс ходьбы протекал у меня следующим образом. Я ступала левой ногой, затем нагибалась, бралась обеими руками за голенище правого сапога и с силой выдергивала его из грязи, балансируя на левой, прочно утвердившейся ноге. Потом ставила правую ногу в намеченное место и проделывала ту же процедуру с левой ногой. Такой довольно трудоемкий способ пешего передвижения оказывался единственно возможным для моих сапог, на шесть размеров превышающих размер ноги и удивительно прочно стоящих на щедрой и плодородной почве.

У нас появилась новая техника – американская радиостанция Р-399. Антенну здесь не надо было вытаскивать, а нажал кнопку – и она сама выдвигается. На дальнюю связь, правда, приходилось еще ставить выносную антенну. Мы быстро освоили новинку. В Пальмире же стояли и летчики: один полк на другом конце села. Здесь я могла вблизи увидеть асов, за чьими полетами наблюдала с земли и фамилии которых слышала от Рязанова, называвшего многих ведущих по фамилии, что, безусловно, радовало летчиков, придавало им уверенность в своих силах, веру в себя, так необходимые в полете. Да и реклама перед врагом в воздушном бою часто полезна.

Старая церковь в центре села была переоборудована под клуб, и иногда там устраивали танцы. Организовывал их политотдел корпуса. Девчонки бегали, а я не умела танцевать и ни разу так и не выбралась туда, хотя девчонки иной раз чуть ли не силой тащили. Да и передвижение требовало слишком больших усилий. Танцы обычно открывал Рязанов и, чтобы никого не обидеть, ему приходилось танцевать по очереди со всеми девчонками.

К.А.Белодед по этому поводу пишет: “В штабе корпуса танцы организовывал политотдел корпуса, и Василий Георгиевич всегда принимал участие – лихо танцевал. Это проводилось, когда на фронте было затишье и можно было позволить себе эту роскошь – отдых”. И.С.Беляков: “Хотел бы еще сказать о том, как проводил свой отдых Василий Георгиевич. Как сказано выше, он находился в большинстве своем на командных пунктах какого-нибудь армейского соединения. Но в период напряженных боев бывали и затишья. Тогда наш небольшой клубик стремился организовать просмотр кинокартин, показ своей самодеятельности, а иногда и танцы. Василий Георгиевич не “чурался” ни того, ни другого, и уж почти всегда посещал вечер танцев, и сам любил потанцевать. В свободное время любил попариться в баньке, которая у нас всегда была. Помыться в баньке приезжали к нам командующие армиями: Жадов, Ротмистров, Горюнов и другие командиры».

Подготовка к танцам, когда уже было известно, что они вскоре состоятся, напоминала торжественный ритуал, знакомый, впрочем, многим, незначительно изменившийся за эти годы, может быть, усложнившийся. Тогда у нас не было сегодняшнего арсенала косметики. Вместо пудры брали известку со стен. Тем более что на Украине были мазанки, подходящие для этого. Волосы накручивали на тряпочки. Я сейчас уже не помню всех ухищрений подруг, но они умудрялись прихорашиваться, не нарушая уставной формы одежды, – иначе получили бы выговор от Рязанова, – он тщательно следил за соблюдением дисциплины, уставных требований, формы одежды, и строго требовал с подчиненных, всегда показывая пример. Бывало, летом, в жару идешь, расстегнув воротник, обмахиваешься беретом. Только увидев поблизости Рязанова, как можно быстрее застегиваешься, прячешь волосы под берет, и идешь четким строевым шагом, руки по швам, приветствуешь издали. Иначе последует наказание. Рязанов выговаривал командиру роты Круглову, он ругал старшину, а от старшины уже доставалось нам.

Пальмира запомнилась не только необыкновенной грязью, но и обилием семечек. Через дорогу от узла связи стоял