Зоя Космодемьянская. Правда против лжи - Виктор Стефанович Кожемяко

class="p1">После обеда Спрогис позвонил дежурившему по части старшему лейтенанту Коваленко и сказал, чтобы Клубкова пока не ставили ни в какой наряд и никуда не посылали. Хоть и выглядит он неплохо, будто не в тылу у немцев три месяца пробыл, а у тещи на блинах, пусть пока отдыхает… Так Клубков второй раз оказался в “Смерше”».

Большую помощь В. И. Боярскому в расследовании и восстановлении этой непростой истории оказал, как я понял, бывший оперуполномоченный отдела контрразведки Западного фронта, в то время капитан Николай Нестерович Селюк. Несколько раз встречался с ним Вячеслав Иванович, когда собирал материал для своей книги об Артуре Спрогисе и его боевых друзьях. Селюк хорошо знал Спрогиса. Познакомились они еще в августе 1941-го. Знал Николай Нестерович и о том, какие задания выполняют люди Спросига: они постоянно обменивались информацией.

И вот весьма существенный факт, который нельзя не учитывать при анализе данной истории. В особом отделе штаба Западного фронта еще раньше стало известно, что гитлеровцы целеустремленно ищут следы войсковой части № 9903 и уже располагают определенными сведениями о ней. Больше того, появились тревожные сигналы, что они, возможно, уже протянули свою руку сюда.

Так, серьезно настораживал случай, происшедший недавно со Спрогисом, а точнее – с его машиной. Свою «эмку» он водил сам. Пользуясь правом беспрепятственного проезда по всем прифронтовым дорогам, надолго оставляя ее в разных местах без присмотра, но не без контроля. Это было бы не похоже на Спрогиса. Покидая машину, Спрогис всякий раз ставил на взвод специальное взрывное устройство. Если его своевременно не разблокировать, при попытке проникнуть в машину раздавался далеко слышный выстрел холостого заряда.

Однажды поздно вечером, оставив на улице, как всегда, заблокированную машину, Артур Карлович стал подниматься по лестнице многоэтажного здания. И в этот момент раздался выстрел. Бегом бросился вниз, но никого не застал. Обнаружил лишь распахнутую дверцу машины. Неизвестный, получивший по-видимому, ранение от взрыва капсюля, находившегося под сиденьем, бежал так поспешно, что забыл в машине собственное взрывное устройство. Над горе-подрывником, раненым в мягкое место, посмеялись. Но ведь на Спрогиса покушались! Просматривался чей-то опасный интерес к командиру и его части. Стало быть, можно ждать и еще «гостя» оттуда…

Так что же, счесть все это просто чрезмерной подозрительностью? О теме подозрительности в годы войны, обоснованной и необоснованной, реальной и мнимой, мы дальше еще поговорим особо. По ряду причин тема эта чрезвычайно важна, особенно сегодня. Но давайте сперва все-таки посмотрим, были основания у Селюка для каких-то сомнений относительно Клубкова или нет.

«В рассказе Клубкова слишком много белых пятен. Однако капитан Селюк не стал торопиться с выводами. Он внимательно, строчка за строчкой, прочитал отчет Крайнова и объяснительную Клубкова, пригласил обоих к себе…

Клубков повторял свою историю слово в слово, как патефонная пластинка, ничего не перепутал ни разу и окончательно убедил Селюка, что в его истории ни на грош нет правды. Но Селюк был терпелив.

– Вот вы пишете, что подожгли дом, где спали оккупанты, – обратился он к Клубкову.

– Да, поджег, – ответил тот.

– А почему же этот дом не загорелся?

– Не знаю, может, они потушили сразу…

– Ну, хватит, – устало сказал Селюк, – скажи лучше правду, что струсил.

Клубков тоже устал, устал изворачиваться. Он чувствовал, что ему не верят.

– Я расскажу, – сказал он, чуть наклонив голову, – только пусть Борис выйдет.

Капитан дал знак Крайнову, и тот вышел из комнаты. Нет, далеко не сразу признался Клубков. Была еще одна версия, потом еще одна, но долго играть в прятки он уже не мог. Постепенно раскрылась вся, как тогда представлялось Селюку, картина.

Да, действительно, Клубков вытащил из сумки бутылку с горючей смесью, пытался поджечь один из домов, в котором были гитлеровцы. Но не успел, в последний момент увидел в конце улицы часовых. Побежал в сторону леса. Его догнали, сбили с ног, отобрали наган, из которого он даже не пытался стрелять.

Когда Клубкова привели в штаб немецкой воинской части, он сначала назвался «красноармейцем». Его стали бить. Признался под дулом револьвера, что послан с заданием и что он не один. Гитлеровцы сразу же бросились на розыск остальных. Но никого не нашли…

Прогноз Спрогиса полностью подтвердился. Клубков вскоре оказался в одной из абверовских школ в местечке Красный Бор под Смоленском, где готовили для заброски в советский тыл из таких же, как он, предателей будущих агентов, диверсантов, террористов. Там он и дал подписку о готовности работать на немцев.

После соответствующей подготовки гитлеровцы оставили Клубкова в одной из деревень по ходу своего отступления. Оттуда он и вернулся в войсковую часть 9903 со специальным заданием…

В том, что произошло именно так, то есть что он стал агентом немецкой разведки, Клубков в конце концов признался. Есть об этом его подробные показания. Однако вот проблема: некоторые нынешние историки не просто ставят это под сомнение, а опровергают.

На каком основании? Да фактических оснований нет. Никаких. Ссылаются на то, что показания Клубкова очень путаные и противоречат первой объяснительной. Но разве этого достаточно, чтобы считать его невиновным?

Всё решают, я бы сказал, пожелания определенных авторов. А пожелания эти, как и во множестве других ситуаций, сводятся к тому, чтобы любым способом бросить тень на советское время.

Отсюда утверждение: Клубков ни в чем не виноват, его дело было «сфабриковано». Зачем? Оказывается, «чтобы обелить Зою». Приведу дословно, как это мотивируют:

«Ведь по суровым законам военного времени сдача в плен была запрещена и приравнивалась к предательству. “Последнюю пулю – себе” – таким было требование командования. Зоя же оказалась в плену, что накладывало пятно на ее репутацию героини советского народа. Но если диверсантку выдал предатель, указавший немцам, где ее искать, если в результате этой “наводки” Зою застали врасплох, то ее пленение становилось вполне объяснимым и “морально оправданным”. А может быть, все объяснялось еще проще: кто-то из спецслужб решил воспользоваться удобным случаем – возвращением Клубкова из плена и, сфабриковав дело о “предательстве” героини, “примазаться” к прозвучавшему на всю страну подвигу Зои Космодемьянской?»

Вот такие трактовки. Но в этом приведенном мною абзаце нельзя не видеть разительного противоречия. Вспомните, когда Лидов писал свои очерки и потом, когда Зое присваивалось геройское звание, ни о какой причастности Клубкова к ее гибели речи не было. И не могло быть! Он появится позднее. Страну потряс героизм юной комсомолки, и она стала Героем Советского Союза. Не возникло же препятствия из-за того, что она оказалась в плену! Так с чего бы вдруг понадобилось «обеление» задним числом?

А версия,