Мифологические рассказы и легенды Русского Севера - О. А. Черепанова

В мировом образе черта нередки мотивы плутовства, веселья. Публикуемые материалы содержат только одну быличку, в которой «неприятель», т. е. черт, выйдя из леса, развлекается вместе с мальчишками (№ 258).

Разнообразие образа черта в быличках исторически обусловлено и порождено переплетением различных традиций.

В свое время Ф. И. Буслаев в историческом развитии образа беса в древнерусской литературе выделил два периода — период византийско-русского беса до XVII в., когда бес имел самый общий вид, «передавая только одно отвлеченное значение зла и греха», и период западного беса, имеющего более изощренный образ, беса, испытавшего влияние всплеска суеверий, и демонологии в средневековой Европе (Буслаев 1886).

В публикуемых материалах и вообще в русской фольклорной традиции предстает более поздний образ беса, черта — конкретно-образный, приближенный к человеку. Лишь отдельные именования черта, такие, как нечистый, грех (ср.: Бох и грех, их два вешшества, бох на харошые дела учит, а грех на благие[217]. Псковская обл., Палкинский район. — Псковский областной словарь с историческими данными, Л., 1967-1990. Т. 8,19), указывают на обобщенно-моралистическую природу беса Древней Руси. Вместе с тем всплеск демонологии в средние века на Руси не был столь бурным, как в Западной Европе, где в позднее средневековье появились многочисленные демонологические трактаты, в которых образы бесов получают специализацию и конкретизацию, расцвечиваются многими деталями. В средневековых западноевропейских представлениях под монархическим управлением Вельзевула соединены воедино высшие и низшие сановники с титулами, соответствующими графам и баронам, гражданским чиновникам разных классов, даже с орденами. Каждый из них получает свое имя. Великий устроитель праздников и удовольствий называется Ниббас; директор театров — Кобаль; начальник тайной полиции — Нергаль; главный медицинский инспектор при дворе — Раммон; главный истопник, которому поручено поддерживать огонь в адских печах, — Ксафан; смотритель над кухнями — Нисброк; надзиратель за хлебопечением — Дагон и др. (Зотов 1884: 166).

Ничего подобного на Руси и в России не было, хотя имена «силы бесовской» встречаются в различных источниках. Это, например, демоны Ардун, Пореастон, Коржан, Купалолака из Любовного заклинания из следственного дела 1769 г., Акфенес, Факфиял, Еремиорка, Сенахия, Елизда, Маркидия, Измаил Измаилович, Гайка, Тагайка и мн. др. (всего около 100) в Киприановой молитве от силы бесовской (Виноградов 1907: 53— 56). В публикуемых быличках только в одном случае помощники колдуньи из демонического мира наделены именами: это Гараська, Климка да Трофимка (№ 345).

Хотя традиция специализации злых демонических сил на Руси развития не получила (за исключением демонических модификаций болезней, прежде всего лихорадок), древней славянской христианской мыслью эта идея была воспринята. Когда христианство стало переводить в ранг демонических сил языческих божеств и божков, в древних славяно-русских текстах появляются немощный бѣсъ глаголемый трясця (Паисиевский сб. XIV в. 198, Измарагд XV в. — Срезневский, III, 1030), пьянства самовольный бѣсъ (Изборник 1076 г. — Словарь древнерусского языка. М., 188. Т. I, 367), бѣсъ блоудьный (Пандекты Никона Черногорца, XIV в. — Словарь древнерусского языка. М., 188. Т. I, 367), сладколюбивый бѣсъ злой (Сборник молитв, XIII. — Там же), бѣсъ хороможитель (Златая цепь, 1400. — Срезневский, III, 1387), бѣсъ во дворѣ (Змеев 1895: 197), бѣсъ полуденный (Кирилл Туровский, Моление Даниила Заточника — Словарь древнерусского языка. М., 188. Т. I, 367). Приведенные клишированные сочетания, повторяющиеся в ряде текстов, — именования бесов, с одной стороны, отражают трактовку бесов как персонификаций пороков, с другой — указывают на совмещение образа беса, черта с языческими локальными и темпоральными божествами. Например, бес полуденный имеет прямые аналогии в таких персонажах позднего народного пантеона, как полудница, ржаница, пол. poludniowka, с.-х. ро?енице и др., о которых шла речь ранее.

Такое же переплетение образов демонического персонажа и локальных пенатов, духов-предков находит отражение и в публикуемых материалах. Поэтому в одном и том же или близких сюжетах может фигурировать то черт, то леший, банник или даже домовой: ср. ребенка в бане похищает не только банник (№ 202), но и черт (№ 270), лен уберегает и от обдерихи (№ 205), и от черта, беса (№ 259), пастуху помогает леший (№ 300) или черт (№ 253); в некоторых быличках черт и леший приравниваются друг другу (№ 249, 250).

Наименование черт является самым распространенным в быличках. Как уже отмечалось, оно известно в русском языке с XV в. Происхождение слова не совсем ясно. Праславянское ?ьrtъ рассматривается как причастие на -to 'проклятый', родственное лит. kyreti 'злиться', apkyre'ti 'надоедать', kereti 'сглазить, околдовать'. В укр. и блр., чеш., пол. слово имеет то же значение, что и в русском, кроме того: словен. ?rt 'черт, ненависть, вражда', ?rtiti 'ненавидеть' (Фасмер 1987: IV, 347).

В отношении происхождения слова бес также нет единого, полностью достоверного мнения. В свое время Ф. И. Буслаев (1886), позднее К. Мошинский (Moszynski 1957) связали слово бес с санскритским bas 'светить'. По их мнению, оно первоначально означало светлое существо, перешедшее потом в христианских верованиях в духа тьмы. Сомнительность этого предположения обнаруживает древнейшая семантика славянского корнеслова, где идея света, светлости не присутствует.

Распространено сравнение с лат. bestia 'зверь', имеющим к тому же стилистически сниженное значение 'скот, тварь'. Наиболее детально обсуждается связь с санскр. bhayate, bibheti 'бояться', bhisayate 'приводить в страх, пугать', связанным с лит. baisus 'отвратительный, мерзкий, страшный, ужасный', baisa 'страх'. Если принять изложенные реконструкции, то слово бес оказывается родственным слав, beda, bojati s?. Все эти этимологические изыскания убеждают в том, что слово и понятие существовали у славян и в дохристианскую эпоху (Vondrak 1906—1908).

В русском языке, включая говоры, очень много табуистических наименований черта. Д. К. Зеленин (19306) собрал их более сотни. Это, например: анчибил, анчутка, аред, аполлон, благой, враг, елс, долгий, игрец, неприятель, еретик, зеленый, лукавый, некошной, задав, лайтай, лемор, лембуй, чемор, шиш, куд, багаль, корнахвостик, голенький, черный, тяжкой, поганый, пекельник и многие другие. Каждое из этих наименований не случайно, и происхождение его может быть установлено: например: елс — это заимствование из финно-угорских языков, аполлон происходит от ветхозаветного имени князя тьмы Аполлион и т. д.

В публикуемых быличках для обозначения персонажа зла, помимо названных слов черт и бес, встречается дьявола (именно во мн. ч.), окаянные, нечистый, небаские; в бранных выражениях: сатана, чемор. Особенно же распространено на Севере название шишок, шишко, шишки. Этимологически слово шиш(ко) связывают или с коми ?y? 'лесной бродяга, разбойник' (Марков 1915: 102), или с тюркским ?i? 'опухоль, вертел', шишмек 'пухнуть, опухать' (Дмитриев 1958: 36). Есть сторонники