Хладная рать - Анастасия Командор

Не отводя взгляда, Ингвар поднял ее руки из воды ладонями вверх, придерживая снизу. По рукавам ночной рубахи тут же потекли холодные капли, но Мера не замечала их, как не замечала теней вокруг и свиста ветра за окном. Видела только Ингвара перед собой, чувствовала только прохладу его рук и жар одновременно.

Он подошёл на полшага ближе, склонился, не отпуская рук, а Мера приподнялась на носочки и потянулась навстречу. Их губы встретились в жадном, голодном поцелуе. Мера чувствовала его нетерпение, желание, что теплилась внутри с того, прошлого раза, созвучное ее желанию. Хотелось касаться его кожи, прижаться к груди, чтобы почувствовать, как сильно бьётся сердце. Не хотелось даже на миг отпускать мягкие, но настойчивые губы.

Она покачнулась от головокружения, оперлась о край стола. Ненадолго отстранилась, чтобы вдохнуть воздуха, чтобы взглянуть в его синие как море глаза, в которых хотелось потеряться. Руки сами потянулись к его скулам, пальцы легонько коснулись шрамов на щеках, оставляя после себя влажные дорожки. Ингвар заправил за ухо ее светлую прядь и нежно провел по щеке. Мера скользнула рукой по выбритому виску, зарылась пальцами в волосах, а другой ладонью обхватила крепкое плечо со скрытыми под рубахой буграми мышц.

Ингвар притянул ее за талию и вновь жадно впился в губы. Потом обхватил обеими руками, приподнял, усадив на стол. Его волосы щекотали плечи Меры, а от близости стало невыносимо жарко. Кожа пылала от его прикосновений, и щеки пылали, а сердце грозило вырваться из груди. Но хотелось больше. До боли, невыносимо — больше, еще больше.

Он оторвался от губ, горячее дыхание обдало щеку. Обхватил ладонью скулу, откинул волосы за спину и коснулся губами шеи. И ещё раз, чуть ниже, вызвав волну головокружительных мурашек. Мера закрыла глаза, откинула голову и не смогла сдержать тихий стон, когда губы вновь и вновь касались тонкой шеи.

Ингвар уложил голову на ее плечо, а тяжелое частое дыхание защекотало кожу на ключицах. Прижал ее к себе, крепко, но аккуратно — не хотел отпускать ни на миг. Мера прижалась к его макушке щекой, обвила руками плечи и шею. Немного отдышавшись, он вновь скользнул губами вверх до подбородка, вызвав новую волну мурашек и ещё один тихий стон, похожий на всхлип. Тогда Ингвар впился в приоткрытые губы с новой, яростной страстью, больше не сдерживаемой ничем. Нетерпеливо потянулся к шнуровке на ее рубахе, но когда распутал узлы, отстранился вдруг на несколько мгновений, взглянул в глаза. Взгляд его казался слегка испуганным, но таким обжигающим, голодным. И в душе Меры тоже прятался страх — страх перед чем-то новым, и изумление, с которым она открыла саму себя с другой стороны. Но все это меркло в сравнении с тем же нетерпением, тем же голодом, с каким она глядела в его глаза.

Дрожащими руками Мера потянулась к шнуровке, чтобы освободить ворот. Ингвар скинул с себя рубаху и бросил ее на пол. Подхватил Меру на руки, легко, будто та ничего не весила, и перенес на постель. Склонился над ней так, чтобы смотреть в глаза. Хотел растянуть эти мгновения до боли сладостного предвкушения, сводящего с ума ожидания.

Мера не хотела больше ждать. Она провела ладонью по рёбрам и бугристому прессу с перечеркивающими кожу шрамами, другой рукой обхватила затылок и потянула к себе, с жадностью встретив его требовательные губы. Она не могла ни о чем думать и не хотела. Все вдруг стало неважным, померкло рядом с неодолимым, заполняющим собой все чувством, которого прежде испытывать не приходилось. С чувством, которое не оставляет место ни голосу разума, ни страхам, которому невозможно противиться, а можно лишь подчиниться, потому что оно гораздо, гораздо сильнее.

* * *

Мера не захотела, чтобы он уходил. Знала, что поступает глупо и напрасно рискует добавить новый слух к той массе, о которой можно было только догадываться. Знала, что не следует ни единой душе давать хоть малейший повод подумать, что она приглашает в свои покои мужчину, к тому же из вражеских земель. Знала, что не должна делать ничего, порочащего ее репутацию, особенно в это смутное, ненадёжное время. Но так не хотелось вновь оставаться одной, снова тонуть в нескончаемых тревогах и гнетущей неизвестности.

И пусть сон по-прежнему никак не желал приходить, Мера чувствовала удивительное умиротворение. Лежала с закрытыми глазами, слушала спокойное дыхание Ингвара и тихий стук его сердца.

Впервые княгиня подумала, не отказаться ли от титула, пока волнения не охватили Калинов Яр. Ведь спокойствие и безопасность народа она должна была ставить на первое место. Возможно, она уже сделала все, что смогла: угроза миновала, нечисть больше не нападает на жителей. Теперь все, что остаётся, это позволить им жить дальше без страха перед Стужей, княгиней-колдуньей.

Но эта мысль так и осталась где-то посреди многочисленных несбыточных планов, пропитанных разочарованием в себе, которые отступили перед чувством долга. Отец передал ей титул, и она должна была сохранить его. Надеялась, что, оставшись княгиней, сумеет помочь своему народу вновь. Например, избежать очередного сражения с ормаррами на границе, а может также отделаться от гнетущей воли великого князя Далибора. Мера пока не знала, как сумеет осуществить все это, но точно была уверена, что это лучше для народа, чем продолжать напрасно губить чужие жизни и во всем повиноваться человеку, которого никто из них не выбирал, получая взамен видимость общности и пустые обещания.

Свеча на столе давно уже догорела, разлившись по дереву бесформенным пятном воска. Ветер завывал снаружи и слышался редкий вой собак, но здесь, внутри, было тепло и спокойно, и Мера смогла, наконец, далеко за полночь задремать.

Однако даже во сне не оставляли тревоги и беспокойство. Преследовало навязчивое ощущение чего-то нехорошего, что вот-вот должно произойти. Чудились шорохи и шепот, чей-то колючий, недобрый взгляд. И ночница Любава пряталась в тенях, хмурилась и постоянно повторяла:

“Знаешь, как убить колдунью?”

Очередной шорох, тихий, но почему-то более явственный, заставил Меру стряхнуть сонное оцепенение. Она рывком поднялась на постели, пригляделась к таящейся по углам тьме, прислушалась. Почти одновременно с ней проснулся и Ингвар. В выражении его читалась настороженность. Они переглянулись, и только теперь Мера окончательно уверилась, что звук ей не послышался.

В полной тишине, которую не нарушало даже дыхание, снова раздался неясный звук. Скрип.

Кто-то притаился за дверью.