Собрание сочинений. Том I. Поэтические сборники - Павел Николаевич Шубин

Высокая проба

Их дружбы до гроба,

Отлично захватчиков

Бьют они оба.

Германские танки

В крутой перебранке

Их пушками были

Разодраны в дранки.

Иссушены в сушку,

Исстроганы в стружку

Числом по четыре

На каждую пушку.

И в новые сроки

В сраженьях жестоких

Пришла им пора

Загреметь на востоке.

Маташкин и Батов —

Два друга, два брата,

Пред ними

Японская сопка, ребята!

И нет к этой сопке

Ни хода, ни тропки,

В ней дотов

Железобетонных коробки.

Ползи по откосам

К бойницам раскосым

Ревущим навстречу

Огнём смертоносным.

Видать, ты не робкий

И злой, и торопкий,

Ну, может, дойдёшь,

Доживёшь до полсопки.

И снова вся рота

Вожмётся в болото,

Замрёт под огнём

Пулемётного дота.

Но тут, как когда-то,

На помощь солдатам

Пришли громовержцы

Маташкин и Батов.

Они под огнём,

С остановки короткой

Долбили по дотам

Прямою наводкой.

С открытой позиции,

Без маскировки,

Гремели

Горластые их трёхдюймовки.

Минуты спокойной

И точной работы —

И кончены

Вражеские пулемёты.

Так,

Дело солдата

Исполнивши свято.

Прошли через сопку

Маташкин и Батов.

Слово о Василии Колеснике

Огнём опалённая сопка.

Японский разрушенный дот,

Над ним изумлённо и робко

Лесной колокольчик цветёт.

Когда-нибудь сложатся песни

Про этот изрытый бугор.

Здесь бился с врагами Колесник,

Не ведавший страха сапёр.

Вот здесь, в августо́вской лазури,

Земной красотою красив,

Он грудью припал к амбразуре,

Японский огонь погасив.

Вот здесь захлебнулась косая

Струя боевого свинца,

Бессильно и злобно кромсая

Широкое тело бойца.

Вот здесь, где от бешеной пыли

Любая травинка седа,

Японские смертники были

Прикончены нами тогда.

Пускай до села Борового,

На Харьковщину долетит.

Даём мы солдатское слово,

И крепко оно, как гранит, —

Что справим поминки герою

В атаках огнём боевым

И чёрной японскою кровью

Маньчжурскую пыль напоим,

Что будет Василий Колесник

Повсюду вести нас на месть,

Как наш сотоварищ, и сверстник,

И наша солдатская честь.

Ефрейтор Чернобривченко

Атака как стычка,

Привал или ночлег —

Повсюду Чернобривченко

Желанный человек.

Повсюду тихим говором

Добьётся своего,

И нет на свете повара

Приятнее его:

И невысок, и худощав,

И незлобив на смех,

И разбирается во щах,

Бесспорно, лучше всех.

Но будь навек прославлена

Беззвёздной ночи мгла,

Когда нас воля Сталина

В атаку повела.

Ползли по отделениям,

По кочкам и кустам,

К японским укреплениям,

К передовым постам.

И тут из дома вражьего

Ударил пулемёт —

Штыком найдёшь не враз его.

А пуля не берёт!

Артиллеристам некогда,

Да к ним и нет пути.

И мы лежим, и некуда

От гибели уйти.

Какою же наградою

Отмечен будет тот,

Кто сковырнул гранатою

Проклятый пулемёт?

Мы в темноте по говору

Узнали на ходу,

Что это дело повара,

Что с нами он в ряду.

А после и увидели:

Где шёл он с пэпэша —

Японские воители

Валялись, не дыша.

Струя свинца горячего

Валила их подряд,

Где повар поворачивал

Свой верный автомат.

Десяток или более —

Не сосчитали мы.

Ложилась полночь дольняя

На пади и холмы.

А повар был по совести,

На сведения скуп.

Тем более что вскорости

Ушёл готовить суп.

Его работу честную,

Россия, не забудь,

Не сказкою, так песнею

Почти какой-нибудь;

А то из бронзы вычекань,

Пускай живёт вовек

Ефрейтор Чернобривченко,

Весёлый человек!

Александр Морозов

На укреплённые высоты

Рванулись штурмом наши роты.

А сверху, из бойниц бетонных,

Из-под осевших тяжело

Железных шлемов многотонных

Свинцом взбесившимся мело.

И падали передовые,

И сверху молнии кривые

Сверкали из траншей укрытых,

Как стаи огненных стрижей,

Из-за камней,

Из в землю врытых

Круглоголовых блиндажей.

Но зря японцы бушевали.

Мы их достали и в подвале.

Мы и позлей видали грозы,

Чтоб усмирять любые впредь,

И младший лейтенант Морозов

Прошёл со взводом через смерть.

Он первым делом, взяв на мушку,

Свалил японскую кукушку.

Потом, наладивши гранаты

И по земле пластаясь, он

Опустошил два дота кряду —

Весь самурайский гарнизон.

И с трудолюбием шахтёра

Прошёл насквозь траншеи-норы,

Где на карачках, где с разбега,

Проверив каждый уголок, —

Недаром в кемеровских штреках

Рубал когда-то уголёк.

В пролазах, нишах и оконцах

Он кончил шестерых японцев

И, выскочив с бойцами рядом,

Как некий дух, из-под земли,

Махнул горячим автоматом:

– Вперёд, вперёд, друзья! Пошли!

И ринулись за ним солдаты

Вперёд… И мы запомним свято,

Как шли в огонь простые люди,

Сметая укрепленья те —

На Безымянной, на Верблюде,

На Офицерской высоте.

Песнь о мужестве

В боях против японских захватчиков воины нашего фронта – Попов, Колесник и Фирсов – совершили немеркнущие ратные подвиги. Они заслонили своими телами амбразуры вражеских дотов, пожертвовав жизнью во имя Победы.

Что ж, товарищ,

Отгремели грозы,

Огненные ночи отошли,

Из-за туч спустились бомбовозы,

В гавани вернулись корабли.

Ты —

Среди живых и победивших,

Юноша с обветренным лицом,

В сапогах,

Полмира исходивших,

В каске,

Смятой вражеским свинцом.

Резкие легли у глаз морщины,

Седина пробилась…

Погляди —