Собрание сочинений. Том I. Поэтические сборники - Павел Николаевич Шубин

Ты уже не мальчик,

Ты – мужчина,

Молодость осталась позади.

И, как воин,

Ты забыть не вправе,

Ставшие бессмертием теперь —

Гибель сотоварищей по славе,

Кровь незабываемых потерь.

В День Победы

Обликом незримым

Над полками нашими встаёт

Сорок первый…

Пламенем и дымом,

Яростью благословенный год.

Рваные пути,

Обломки станций,

Раненый,

Ползущий большаком…

Мы клялись – не уходить, остаться,

Слёзы вытирали кулаком.

На блокпостах обгорали клёны,

Мёртвые молили не забыть:

О, как мы умели исступлённо

Эту землю бедную любить!

Как умели

Сквозь огонь вглядеться

В светлые

Обратные пути!

Жить смогло обугленное сердце

И любую боль перенести.

Нас оно вело дорогой длинной —

От Кавказа до полярных льдин,

В пламя Будапешта и Берлина,

На форты Кореи и в Харбин.

Смерть была под нами

И над нами,

Впереди и сзади,

Меж рядов —

Бомб и мин грохочущее пламя,

Стон осколков, пулемётный рёв.

Что же нам открыло

Дверь Рейхстага,

Перешибло

Самурайский дух?

– Русская спокойная отвага.

Что такое —

Трусость и испуг?

Мы видали «смертников» японских —

Заживо скончавшихся убийц,

Не забыть нам

Их пустых и плоских,

Ужасом перекошённых лиц.

Было им положено на свете

Волочить до срока свой скелет,

Умирать

Из-за боязни смерти,

Ибо жизни для подобных – нет!

Мир ещё не знал

Трусливей твари,

Яростней

Живого мертвеца…

Что такое мужество, товарищ,

Гордое бесстрашие бойца?

Присягая матери-Отчизне,

Мы клялись,

Коль надо, умереть

Ради жизни

И во имя жизни

На земле, обугленной на треть;

Ради ветра,

Пахнущего солью

И простором голубых морей,

Детских глаз,

Не замутнённых болью,

И покоя наших матерей;

Ради права

Быть свободней птицы,

Солнце

Видеть в предрассветной мгле,

Ради счастья

Думать и трудиться,

И любить на молодой земле.

Средь свинца,

Несущегося косо,

Впереди штурмующих полков —

Так драли́сь Колесник и Матросов,

Так сражались

Фирсов и Попов.

Так они,

Не думая о смерти,

Прижимались к пламени бойниц

У истока жизни,

На рассвете

Молодости

Простирались ниц,

Дула пулемётов накреняя,

Тяжестью наваливаясь всей,

Сердцем беззащитным заслоняя

От ревущей гибели друзей.

Жертвенная

Светлая отвага —

Смерть во имя торжества живых;

Шёлк и бархат боевого стяга

Мы склоняем над могилой их.

Пусть рыдают траурные трубы,

Мужеству

Иная жизнь дана —

Родины обветренные губы

Шепчут дорогие имена.

Станут достояньем поколений

Храбрые

Средь храбрых без похвал,

О таких

В подполье думал Ленин,

Братьями их Сталин называл.

Пусть

Полёт часов

Незрим и старящ,

Но, минуя смерти рубежи,

С нами вместе им идти, товарищ,

В вечную, сияющую жизнь.

Путь солдата

Я, Кирилл Поливода, —

Из мужицкого рода.

А рождения —

Девятисотого года.

Как родился – крестился.

Как крестился – трудился.

А усы проглянули —

На Прасковье женился.

Было узкое поле,

Было хлеба не вволю

До двадцатого года —

Вот и вся моя доля.

А в двадцатом…

В двадцатом

Всё наладилось ладом:

В Красной армии пробыл

Я три года солдатом.

Дома жили два брата,

Жёны их да ребята.

Я подумал: чего мне

Ворочаться до хаты?

Прихватил с собой жёнку

Да махнул в ту сторонку,

Где валы свои море

Катит к Владивостоку.

По земле – и работа.

По тайге – и охота,

Только что же душевней

Ремесла пчеловода?

Поначалу в колхозе

Ульев не было вовсе.

Ну, купили, добыли

Семей сорок под осень.

Стал Кирилл Поливода

Записным пчеловодом.

До Москвы до столицы

Прогремел своим мёдом!

И диплом высшей марки,

И почёт, и подарки.

Золотая – медовая —

Брага собственной варки!

Человек я рабочий,

За пчелой дни и ночи,

Ни ругаться, ни драться,

Ни шуметь не охочий…

А японцам – известно —

Всё неладно да тесно:

Пусть же будет им солоно.

Коли было всё пресно.

Я, как в армию взяли

В сорок третьем, в начале,

Сразу понял: дадим им,

Чтоб на нас не ворчали!

Ждал я, ждал и дождался

Знаменитого часу —

Как в атаку поднялся

Батальон по приказу.

Сразу взрывы сверкнули,

И навстречу нам – пули

Зажужжали, запели,

Будто улей в июле.

И японцы – рядами

В ста шагах – перед нами,

Впереди суетится

Офицерик с усами.

Дал ему я напиться

Из железной криницы,

Дал ему привалиться

Мёртвым усом к землице.

Трёх – патрон за патроном —

Уложил по-над склоном.

А четвёртого поднял

На штыке на калёном:

Чтоб не лез не по чину,

Не орал без причины!

Подполковник Муртазин

Мне сказал: «Молодчина!»

Ну, вот так всё и было.

Шла вперёд наша сила —

Где винтовка сдавала,

Там плечо выносило!

Поправей Муданьцзяна,

На траве на росяной,

Восьмерых уложил я,

Брал по штык без изъяна.

Как снопы из овина,

Как жердинки из тына…

Шестерых ещё кончил

И дошёл до Харбина.

Ну, а тут – замиренье.

Может, скоро до дому —

К самовару, к варенью

Да к медку молодому.

Эх и мёд же, приятель,

Добрый в хуторе нашем!

Вы у нас побывайте,

Заезжайте – уважим.

Зря назвали тот хутор

Люди Плохотниками —

Заезжайте до кута

И