Зорге и другие. Японские тайны архивных дел - Александр Евгеньевич Куланов

Чуйков командовал прославившейся в боях 62-й армией, получившей почётное наименование 8-й Гвардейской, освобождал Польшу и штурмовал Зееловские высоты на подступах к Берлину. После окончания войны стал главой советской военной администрации в Тюрингии. Но на Восток поехал не он. Не знал японского? Знание языка важно для переводчика на уровне лейтенанта-капитана, а не для начальника штаба или командарма в звании генерал-лейтенанта или генерал-полковника. Выбор Деревянко по критерию «знает язык» – объяснение на уровне «Стимсон спас Киото, потому что ему там понравилось в медовый месяц».

Но и Деревянко принять участие в войне с Японией не успел. Он вспоминал о неожиданном приказе: «Размеренная дорожная жизнь неожиданно была нарушена военным комендантом одной из железнодорожных станций недалеко от города Читы 15 августа 1945 года (то есть уже в день объявления императором Японии о капитуляции. –  А. К.). Вошедший в купе вагона офицер представился и доложил, что генералу Деревянко приказано на станции Чита сойти с поезда. Вот всё, о чём он мог доложить»273.

Можно представить, что испытал Кузьма Николаевич, услышав этот приказ. Перед войной, да и ещё в ходе её таким образом нередко отправляли в Москву начальников самых разных рангов с одной-единственной целью – для допроса на Лубянке со всеми вытекающими, простите, за неловкий и ужасный каламбур, последствиями. Поэтому продолжение мемуаров не случайно: «“Зачем? Почему?” – словно сильным ветром унесло эти вопросы, когда на перроне увидел около вагона генерал-полковника С.П. Иванова (в то время – начальника штаба Главного командования советских войск на Дальнем Востоке. –  А. К.). “Значит, всё в порядке”, – молнией пробежала мысль»274.

Генерал Иванов привёз генерала Деревянко к маршалу Василевскому, который и сообщил о принятом в Москве историческом решении.

Судя по известным документам, вопрос о назначении специального представителя при американском командующем союзническими войсками в Японии решался очень быстро. 12 августа Сталин получил сообщение президента США Трумэна:

«…предлагаю, чтобы генерал армии Дуглас Макартур был назначен Верховным Командующим, представляющим союзные державы, для принятия, координации и проведения общей капитуляции японских вооружённых сил…

Прошу Вас немедленно сообщить мне о назначаемом Вами представителе с тем, чтобы я мог уведомить генерала Макартура. Я предлагаю, чтобы немедленно была установлена непосредственная связь с генералом Макартуром в отношении каждого мероприятия».

Кремлёвский лидер немедленно ответил: «Получил Ваше послание от 12 августа относительно назначения генерала армии Дугласа Макартура Верховным Главнокомандующим… Советское Правительство согласно с Вашим предложением…

Представителем Советского Военного Главнокомандования назначен генерал-лейтенант Деревянко, которому и даны все необходимые инструкции. 12 августа 1945 года»275.

14 августа Кузьма Николаевич с группой специалистов вылетел в Хабаровск, где его догнала шифровка из Москвы:

«№ 11124 15 августа 1945 г.

1. Вы назначаетесь представителем Главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке при Главнокомандующем американскими сухопутными войсками на Тихоокеанском театре военных действий генерале Макартуре.

2. Вы обязаны настаивать перед генералом Макартуром на выполнении этого требования Советского правительства.

3. Помимо указанного, поставить перед генералом Макартуром вопрос о предоставлении Советскому Союзу каких-либо зон дислокации советских войск в Токио.

4. Вам надлежит вместе с Вашей группой возможно быстрее вылететь к Макартуру в Манилу.

О времени вылета и о прибытии на место донести.

Сталин

Антонов»276.

«Возможно быстрее» получилось 25 августа. В этот день во главе группы советских военных специалистов Кузьма Николаевич вылетел из Владивостока в Манилу и прибыл в находившийся там штаб американских вооружённых сил на Тихом океане. Там 27 августа он получил официальное подтверждение своего исторического назначения, поднимающее генерала на политический уровень: «Генерал-лейтенант т. Деревянко, Вы уполномочиваетесь от Верховного Главнокомандования Советских вооружённых сил подписать акт о безоговорочной капитуляции Японии. В связи с этим Вы подчиняетесь только Ставке Верховного Главнокомандования…»277

Деревянко в ответ сообщил: «В 24.00 30 августа с семью офицерами, в том числе: генерал-майор Воронов, контр-адмирал Стеценко, переводчики Карамышев и Тулинов, шифровальщик Потапенко, радист Тихомиров и водитель Каштанов, улетаю в Японию.

Прилёт на аэродром Ацуги в 16.00 31 августа»278.

Выбор

Так почему же был выбран именно Кузьма Николаевич? Ведь изначально его отправляли на Восток на штабную должность, предусматривавшую участие Деревянко в войне примерно в той же позиции, что и на Западе. Ничего нового и экстраординарного, но за три дня до объявления императором Японии о капитуляции Москве вдруг потребовалось срочно найти кандидата для поддержания контактов с американцами, – но не более. Совершенно не обязательно известного широкой публике генерала, не обязательно полководца, но обязательно способного не к командованию, а к кропотливой административной работе стратегического масштаба. Хорошо бы с опытом общения с военными союзниками. Тот же Чуйков, уже дважды Герой Советского Союза, был слишком велик для такой должности. А вот только что возглавлявший советскую миссию в Вене, то есть выполнявший именно эти функции в Австрии, надёжный, но незаметный Деревянко идеально подходил под эти параметры. В определённом смысле этот выбор представляется случайным, никак не связанным именно с Японией. Но это если говорить именно о должности представителя главкома на Дальнем Востоке. Однако прошло лишь несколько дней, и именно этот представитель должен был подписывать капитуляцию – ему предстояло войти в историю. Почему он, а не сам главком?

Действительно, следуя простой логике, Акт о капитуляции Японии от имени СССР мог бы подписать маршал Александр Михайлович Василевский, бывший примерно «…в одной весовой категории» с генералом Макартуром. Этого не произошло, решение Сталина не стало симметричным американскому.

Акт о капитуляции Германии от лица СССР подписывал любимый советским народом «Маршал Победы» Георгий Жуков. В данном случае он не подходил для этой роли, потому что его имя никак не ассоциировалось с победой над Японией. К тому же Сталину было хорошо известно о наполеоновских амбициях Георгия Константиновича. В этом советский маршал здорово напоминал Верховного командующего союзными войсками на Тихом океане генерала Дугласа Макартура, который в конце концов был отстранён от командования именно по этой причине. Встреча в Токио двух «наполеонов», которых поддерживали их армии, не входила в планы ни Сталина, ни Трумэна.

Но если не Жуков, то почему всё-таки не Василевский, командовавший советскими войсками на Дальнем Востоке, разгромившими Квантунскую и Корейскую армии Японии? Может быть, ответ прост: потому что Сталин не хотел появления в советском общественном мнении второго, «дальневосточного» Жукова? Два «Маршала Победы» могли представлять реальную угрозу для власти диктатора.

Наконец, после грандиозной победы над нацизмом в Европе война с Японией, продолжительность которой исчислялась днями и неделями, могла показаться Кремлю недостойной того, чтобы последнюю точку в ней ставил маршал. Достаточно и генерал-лейтенанта.

Так или примерно так выглядит сегодня общепринятая точка зрения на эти события. Что думал по этому поводу сам Кузьма Деревянко? В своей версии он только повторял уже известные доводы: «На вопрос, почему столь почётная миссия выпала малоизвестному генералу, рядовому большой войны, – мне, конечно, трудно ответить. Возможно,