История войны 1814 года во Франции - Модест Иванович Богданович

дивизии Бойе-де-Ребеваля; три батальона дивизии Аликса вошли в состав других дивизий; 2-я резервная дивизия, формировавшаяся в Мо, была поручена герцогу Падуйскому (Арриги); наконец, Старая гвардия усилена двумя батальонами из жандармов, состоявших прежде на службе в Испании. Вместе с тем Наполеон настойчиво требовал ускорить образование новых батальонов в Париже и кавалерии в Версале. В особенности же он заботился о сборе судов на Сене для устройства мостов, потому что неимение понтонов постоянно затрудняло его действия36.

В продолжение двухдневного пребывания Наполеона в Сюрвильском замке пришли туда известия о ходе переговоров в Шатильоне. 4 (16) февраля Коленкур получил письмо от Меттерниха, в котором австрийский министр, извещая его, что только лишь формальное принятие французским правительством шатильонских условий могло остановить военные действия, убеждал воспользоваться этим «последним» случаем к заключению мира[56]. На следующий день уполномоченные союзных держав объявили, что они готовы снова приступить к совещаниям, но не иначе как если уполномоченный Франции утвердительно обяжется принять условия, ему предложенные в последнем заседании. Изложив в своем донесении Наполеону требования союзников, Коленкур присоединил к тому весьма благоразумные советы. По мнению французского министра, столь же невозможно было принять такие условия, сколько побудить союзников к заключению мира на основаниях, положенных во Франкфурте, и потому следовало, пользуясь одержанными победами, помириться, получив что-либо вне границ 1790 года, а не гоняться за так называемыми естественными пределами Франции. Наполеон в ответ на депешу Коленкура поручил ему объявить союзным уполномоченным, что он ожидает приказания от своего государя. В заключение же этого ответа было сказано: «По прибытии в Труа или в Шатильон я сообщу вам мои намерения, но, во всяком случае, для меня лучше потерять Париж, нежели слышать, что делают такие предложения французскому народу. Вы все толкуете о Бурбонах, а по мне – пусть лучше будут во Франции Бурбоны на сходных условиях, нежели приму я бесчестные предложения, о которых вы мне пишете».

Вслед за тем Наполеон, отдавая справедливость советам Коленкура, дал ему разрешение продолжать переговоры на новых основаниях, состоявших в том, чтобы Франция получила границу по Рейну до Дюссельдорфа, а далее – по Маасу; в Италии – владение для принца Евгения; наконец, Наполеон требовал, чтобы Франция участвовала в размежевании Европы. Не довольствуясь этими официальными предложениями, он прибегнул к общему средству Наполеонидов – поселить раздор между ополчившимися против него союзниками. С этой целью он, в ответ на присланную ему чрез графа Паара депешу, обратился письменно к императору Францу и поручил начальнику штаба французской армии Бертье отнестись к князю Шварценбергу. В письме к своему тестю Наполеон упоминал о своих победах, говорил, что надеется на новые успехи, но, испытав превратности войны, допускает два предположения: «Ежели я одержу победу, – писал он, – то получу право возвысить мои настоящие требования; если же я буду побежден, то политическое равновесие европейских государств нарушится более прежнего в пользу России на счет Австрии, которая будет поставлена в зависимость от соперничающей с ней державы. Вы можете получить все желаемое вами от Франции, готовой согласиться на очищение Италии. И потому, не говоря уже о кровных связях, кои все-таки следовало бы сколько-нибудь принять во внимание, истинные выгоды Австрии требуют, чтобы она заключила мир на условиях, ей самой предложенных во Франкфурте». Все эти рассуждения были приправлены ласковыми, лестными для императора Франца выражениями. В заключение Наполеон писал: «V. М. peut d’un mot terminer la guerre, assurer le bonheur de ses peuples et de l’Europe, se mettre à l’abri de l’inconstance de la Fortune et finir les maux d’une nation qui n’est point en proie à des maux ordinaires, mais aux crimes des Tartares du désert, qui méritent à peine le nom d’hommes. Je suppose que V. M. ne peut me demander pourquoi je m’adresse à Elle. Je ne puis m’adresser aux Anglais dont la politique est dans la destruction de ma marine, à l’Empereur Alexandre, puisque la passion et la vengeance animent tous ses sentimens. Je ne puis donc m’adresser qu’à V. M. naguère mon Allié, et qui, d’après la force de son armée et la grandeur de Son Empire, est considérée comme la Puissance principale dans la coalition…» («Одно слово В-го В-ва может прекратить войну, упрочить счастье Ваших подданных и всей Европы, обеспечить себя от непостоянства Фортуны и положить предел бедствиям народа, преданного в жертву злодействам татар пустыни, едва заслуживающих имя людей. Полагаю, что В. В. не станете у меня спрашивать, почему я отнесся именно к Вам. Я не могу обратиться ни к англичанам, желающим истребить мой флот, ни к императору Александру, дышащему ненавистью и мщением. И потому обращаюсь к В-му В-ву, недавнему моему союзнику, который по силе своей армии и обширности своей империи считается главой коалиции.»). В письме к Шварценбергу Бертье, величая его благоразумие и опытность в военном деле, старался возбудить самолюбие австрийского полководца, нередко страдавшее при сношениях с русскими и прусскими генералами37.

Движения французской армии после боя при Монтеро были весьма медленны, что способствовало отступлению ближайших к неприятелю союзных войск. Только лишь генерал Алликс, направясь вверх по реке Луен (Loing), успел настигнуть арьергард корпуса Бианки в Немуре и выбил его оттуда. Генерал Жерар, двинувшийся от Монтеро к Сан, был принужден остановиться в Пон-сюр-Йонн в ожидании возобновления там моста, взорванного графом Игнатием Гардеггом. Макдональд, не надеясь переправиться открытой силой у Бре, спустился вниз по Сене к Монтеро, перешел на левый берег реки и направился вверх по течению ее к Ножану. Удино, опасаясь встретить сильное сопротивление у Ножана, двинулся на Доннемари к Бре и приступил к переправе, а Ней с гвардией прибыл 7 (19) февраля к Монтеро38.

Князь Шварценберг, успев в продолжение двух суток после дела при Монтеро собрать Главную армию в окрестностях Труа и Мери и надеясь на содействие Блюхера, давшего слово прибыть с вверенными ему войсками 9-го (21-го) к Мери, казалось, намеревался принять генеральное сражение. Положение союзников было весьма выгодно. Они могли ввести в бой 150 000 человек против неприятеля, имевшего не более 60 000, да и в качестве войск перевес был на их стороне. Но люди, уже успевшие ознакомиться с обычным образом действий австрийского военачальника, сомневались в готовности его к решительным действиям. Несмотря на то, что и без участия Силезской армии он располагал 100 тысячами человек, такая масса войск казалась ему недостаточной для противодействия слабейшему неприятелю, а для вступления с ним в генеральное сражение австрийские