Социальное евангелие в России. Православное пастырское движение в условиях голода, войны и революции - Дэниел Скарборо

совету удалось, по крайней мере временно, сохранить восставших мирян лояльными себе, отвечая на их требования и поддерживая их общение с церковью в целом. Хотя эта епархиальная революция в конечном итоге провалилась, она продемонстрировала важность того, что епархиальный съезд может быть местом соприкосновения вертикальной иерархии церкви и обширного горизонтального сообщества верующих.

Конечно, невозможно сказать, насколько тверское приходское духовенство сплотилось вокруг программы апрельского съезда. Активное участие делегатов-мирян явно повлияло на его программу. Тем не менее для сторонников пастырского движения конечной целью было размывание сословных границ посредством включения мирян в епархиальную сеть. Параллельные события в Москве свидетельствуют, что пастырское движение было движущей силой и других усилий по сборке церкви как общества, при сохранении ее канонических оснований.

Москва

Московский епархиальный съезд получил широкую общественную поддержку своего решения о смещении непопулярного митрополита Макария (Невского). Важную политическую поддержку он получил также от обер-прокурора Львова. Добившись успеха в борьбе с этим символом епископской коррупции, Московская епархия и ее руководство стали национальным центром церковной реформы. Их «епархиальная революция» привлекла ведущих деятелей православной интеллигенции, которые считали, что приходское духовенство и миряне должны играть более самостоятельную и активную роль в общественной жизни новой России. Они приступили к организации в июне 1917 года Всероссийского съезда духовенства и мирян – национального собрания представителей епархиальных съездов всей бывшей империи. Главной целью этого съезда стало создание нового демократического союза приходского духовенства и мирян, который своей солидарностью обновил бы церковь. Московский епархиальный переворот грозил подорвать авторитет епископата накануне Собора, который и собрался в Москве два месяца спустя. Тем не менее епархиальные руководители признали необходимость переговоров с иерархией о восстановлении канонической власти, чтобы сохранить единство церкви. Это было достигнуто путем всенародного избрания архиепископа Тихона (Беллавина) новым московским архипастырем – незадолго перед его же избранием на восстановленное патриаршество.

Первый Московский епархиальный съезд 1917 года был менее радикальным, чем Тверской, но представлял прямой вызов авторитету Синода. Это стало возможным благодаря непопулярности свергнутого им правящего архиерея и сильной поддержке обер-прокурора. Широко распространено мнение, что Макарий был поставлен на Московскую кафедру в 1912 году благодаря вмешательству Григория Распутина, мутного и коррумпированного «святого старца», который поднялся до авторитетного положения в церкви, завоевав расположение императорской семьи. Царь отклонил все кандидатуры Синода на московскую кафедру и по рекомендации Распутина в одностороннем порядке назначил 82-летнего архиепископа из Томской и Алтайской епархии. Макарий был в Москве не на своем месте. Получив лишь семинарское образование, он проповедовал космополитической публике Москвы о том, как правильно складывать пальцы при крестном знамении и как правильно поклоняться иконам[914]. Его присутствие иллюстрировало основные проблемы синодальной системы: изоляцию епископата от народа и его уязвимость перед манипуляциями со стороны государства. Под руководством вновь образованной московской Организации объединенного духовенства 13 марта 1917 года, без согласия Макария, в Москве собрались епархиальные делегаты. Хотя небольшое число наиболее консервативных московских священников, в том числе Иоанн Восторгов, не стали участвовать в знак протеста, большинство делегатов съезда проголосовали за увольнение митрополита[915]. Объединенное духовенство объявило об этом решении епархии в печатной брошюре: «Митрополит Макарий, этот благочестивый и благоговейный пастырь, апостол Алтаря и известный миссионер, но „ветхий деньми“ старец, положительно не в состоянии быть тем руководителем и вождем, каким должен быть теперь каждый архипастырь»[916]. Таким образом, съезд не обвинил Макария в каких-либо конкретных проступках и не предпринял никаких попыток обосновать свое решение перед Синодом.

Когда Львов поднял вопрос об отставке Макария перед старым Синодом в марте, иерархи поначалу сопротивлялись, восприняв этот шаг как посягательство на епископскую власть в целом[917]. В конечном итоге архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий) предложил Макарию последовать примеру святого Григория Богослова, удалившись ради блага церкви, и митрополит неохотно согласился[918]. Синод принял отставку Макария 20 марта и назначил епископа Иоасафа (Каллистова) временно управляющим Московской епархией[919]. Однако по возвращении в епархию Макарий возмутился, узнав, что московское духовенство и миряне собрались без его благословения. Ссылаясь на 39‑е и 55‑е Апостольские правила, а также правила Четвертого Вселенского собора и Двукратного Константинопольского собора, которые все касаются епископской власти, он объявил о запрещении любого священника, который перестал поминать его на литургии[920]. Это распоряжение было отменено московской консисторией по указанию Львова на том основании, что митрополит уже в отставке[921]. Но Макарий отказался подавать в отставку и удалился в Свято-Троицкую лавру, откуда и продолжил борьбу за епархию.

Макарий начал наступление на епархиальных революционеров. Как и Серафим, он ставил под вопрос авторитет съезда как представительного института епархии: «На собраниях участвуют учащиеся, солдаты, рабочие и лица женского пола. На их собраниях порицаются действия преосвященных, благочинных, присутствующие громко бьют в ладоши, кричат и смеются. Это не собрание в строгом смысле, а скорее, как говорит правило, скопище»[922]. Однако, в отсутствие народной поддержки, единственным настоящим оружием Макария было каноническое право. Защищаясь от критики, он использовал цитаты из Апостольских правил, Вселенских соборов и писаний отцов церкви. Макарий также обвинил Львова в том, что последний угрожал ему тюремным заключением в Петропавловской крепости, если он откажется уйти на покой: «Приемлю решимость просить Св. Синод не назначать на Московскую Кафедру управляющего архиерея с титулом Митрополита Московского, оставивши таковой за мною, на основании канонов (пр. 16 Двукратн. Соб.), как законнопоставленным и под давлением толпы»[923]. Макарий также утверждал, что Львов был в центре заговора с целью реформирования церкви поверх голов монашеской иерархии: он в одностороннем порядке поощрял участие мирян в церковных делах, одобрял выборы епископов и предлагал реформировать церковную образовательную систему, и все это без учета канонического права[924].

Утверждение Макария о злоупотреблениях Львова подтверждает в своем докладе епископ Феодор (Поздеевский), ректор Московской духовной академии и, возможно, единственный союзник Макария. Как и последний, Феодор не пользовался большой народной поддержкой. Борис Титлинов, радикальный профессор Санкт-Петербургской духовной академии по кафедре церковной истории, посетил Феодора 12 марта по приказу Львова для расследования административных злоупотреблений. К числу последних относилось увольнение в 1910 году профессора Ильи Громогласова, члена епархиального съезда. По словам Феодора, Титлинов жестоко допрашивал эконома, инспектора и помощника инспектора на глазах у смеющихся студентов. Когда Феодор возразил, что академия подчиняется не обер-прокурору, а Синоду, Титлинов ответил, что «г. Обер-Прокурор, как Член временного Правительства, выше Синода и может раскассировать даже самый Синод»[925]. Феодор присоединился к Макарию в его кампании протеста в Троице-Сергиевой лавре.