Социальное евангелие в России. Православное пастырское движение в условиях голода, войны и революции - Дэниел Скарборо

В апреле они оба были обвинены в антиправительственной, монархической агитации и помещены под домашний арест местным военным комитетом. В итоге Феодора отправили в Данилов монастырь, а Макария – в Николо-Угрешский в Подмосковье[926]. Хотя легитимность самого назначения Макария может быть оспорена из‑за его связи с Распутиным, смещение митрополита было осуществлено с помощью государства – и без учета канонического права[927].

Поскольку руководители Московской епархии не собирались отказываться от канонического права – они решили лишить Синод полномочий по его толкованию. Политическая поддержка со стороны Львова сделала это возможным. Протоиерей Николай Цветков, председатель Московской организации объединенного духовенства, публично назвал Львова «горячим сторонником ее [церкви] раскрепощения и процветания на канонических свободных началах»[928]. Этот термин – «каноническая свобода» – также использовался «Группой 32 петербургских священников» в 1905 году и подразумевал, во-первых, признание собраний и съездов приходского духовенства не инструментами епископской власти, но автономными образованиями в рамках церковного управления, а во-вторых – право епархиальной общины избирать своего архиерея. Первое было частично одобрено 5 мая синодальным указом № 2668 «О более активном участии духовенства и мирян в церковном управлении», в котором признавалось право духовенства организовывать собрания на всех уровнях епархии без предварительного одобрения и без ограничений по предмету обсуждения[929]. Второе право Синод подтвердил 5 июля принятием «Общих правил об избрании епархиальных епископов»[930]. Впрочем, руководство Московской епархии не дождалось ни первого, ни второго решения. 21 марта состоялся новый съезд. Протоиерей Николай Боголюбов утверждал, что съезду следует не запрашивать разрешения Синода на избрание митрополита, а разработать собственную процедуру выборов, которая послужила бы прецедентом для других епархий. По предложению профессора Громогласова делегаты решили просить «благословения» Синода, но не его «разрешения»[931]. Затем был избран специальный комитет из 46 представителей духовенства и мирян, которому было поручено разработать правила и процедуру выборов[932]. Потом епархиальные руководители решили организовать общенациональный форум, на котором представители всех епархиальных съездов России могли бы обсуждать церковную реформу независимо от иерархии. Он состоялся с 1 по 9 июня. Участие приняли 1268 делегатов, в соответствии с нормой представительства: один священнослужитель и один мирянин на каждые 100 церквей, а также один монах и один представитель религиозной школы от каждой епархии[933].

Всероссийский съезд духовенства и мирян стал кульминацией и пастырского движения, и епархиальных революций. Речи на съезде и его решения вполне свидетельствуют о целях обоих движений. Религиозное и социальное объединение в церкви всех, независимо от сословия или класса, занимало среди этих целей видное место. Отец Цветков, председатель и главный организатор всероссийского съезда, выразил свое видение церкви в своей интерпретации мартовского епархиального: «Понимая, что только „в единении – сила“, они [епархиальные съезды] обратились с братским призывом к пастырям и мирянам оставить свои сословные интересы, забыть о своих корпоративных нуждах и искренно протянуть друг другу руки для совместной и душевной работы на благо родины и Церкви»[934]. Это видение было поддержано многими делегатами Всероссийского съезда. Отец Боголюбский начал первое заседание речью о единстве: «Да будут все едины; как Мы, Отче, едины с Тобою (Ин 17:21)… Всякое уклонение от этой силы [единства] было уклонением от подлинного лика Церкви Христовой»[935]. Один петроградский священник выразил оптимистическую точку зрения: «Раньше церковь рассекали на части… Она почти и не жила, как не может жить одна голова без тела… Теперь Церковь в полном своем составе из клира и мирян стоит перед Христом»[936]. Ради того, чтобы сделать это видение реальностью, делегаты согласились на уступку прихожанам, которой священнослужители долгое время сопротивлялись, из опасения обанкротить свои епархии. Александр Папков, давний активист движения за обновление прихода, объявил на восьмой день съезда, что теперь приход получит права юридического лица с правом распоряжаться всей приходской собственностью[937], не исключая и земельных участков, которые поддерживали сельское приходское духовенство. 12 июня делегаты постановили, что «земля и водные пространства внутри страны должны принадлежать трудящемуся на них народу». Единственным условием было то, что крестьяне не должны захватывать церковную землю до тех пор, пока она не будет законно перераспределена Учредительным собранием[938]. Единственной мерой предосторожности, которую съезд принял для материального обеспечения священнослужителей, стало создание Всероссийского союза духовенства для организации взаимопомощи и защиты интересов приходского духовенства. Делегаты оговорили, что этот союз будет «профессиональным», в частности решив не характеризовать его как «братский». Так они продемонстрировали намерение минимизировать социальные различия между духовенством и мирянами[939]. С помощью этих радикальных мер, направленных на то, чтобы вдохнуть новую жизнь в церковь как общество, епархиальные представители со всей России решили упразднить духовенство как отдельное в материальном и социальном отношении сословие.

Как делегаты представляли будущее церкви, которое они доверили православным мирянам? Они надеялись сохранить революционный энтузиазм, который привлек так много мирян на епархиальные съезды. Делегаты решили, что на всех уровнях епархиального управления должны быть созданы представительные органы духовенства и мирян под председательством епископа[940]. Они также учредили постоянно действующую организацию – Всероссийский союз православного духовенства и мирян – для координации работы епархиальных съездов России, общения с церковным руководством от их имени и для созыва будущих всероссийских съездов. В то же время организаторы знали о весьма нестабильном и разобщенном состоянии православного общества. Анонсируя создание организации, Титлинов пояснял: «Выдвигается нужда в более тесном единении духовенства и мирян. Задачи его [Союза] – поддержка Православной Церкви, укрепление ее в общественной жизни современного русского государства; наш народ очень религиозен; и только разобщенность его производила впечатление безжизненности самой Церкви»[941]. Новый альянс духовенства и мирян будет работать над восстановлением разорванных социальных связей, продолжая социальную активность пастырского движения. Делегат-мирянин из Чернигова поддержал эту работу: «От слов нужно Церкви и Ее служителям перейти к делу… Бедные забыты; они гниют в своих подвалах, не видя братского участия к себе со стороны более счастливых. Отцы духовные, будьте вы братолюбивы! Будьте нашими милосердыми самарянами, по притче Христа! И за вами пойдут другие»[942]. Князь Евгений Трубецкой также высказал идею о том, что церковь могла бы излечить Россию от «классовой розни и грубого материализма» посредством социальной активности: «Патриотизм угас. Национального подъема незаметно. И задача Церкви пробудить его, вдохнуть в общественный организм жизнь высшую, идейную»[943]. Однако некоторые делегаты отреагировали на этот безудержный оптимизм словами предостережения. Сергей Булгаков утверждал, что, хотя церковь демократична, «демократия» может стать идолом для церкви, точно так же как была «автократия»: «Троица демократии земной