Огонь. Она не твоя.... - Весела Костадинова

Она опустилась на кровать, бросив на пол грязную футболку, пропитанную сиропом и молоком. Её взгляд рассеянно скользнул по комнате, но мысли были далеко. Настя прочно вошла в её жизнь, просочилась, как тонкий, звонкий весенний ручеёк, незаметно, но неотвратимо. Альбина впервые позволила себе признаться: после судов она не готова вернуть девочку своей матери. Это было не просто решение — это стало частью её существа. Настя, с её тёплыми объятиями, с её доверчивым взглядом, с её безусловной любовью, заполнила пустоту, которую Альбина годами выжигала внутри себя. Она привыкла к тому, что дома её ждёт кто-то, кто не спит, кто обнимает за шею, прижимается тёплым боком, кто любит её — изломанную, уставшую, с опустошённой душой.

О Ярославе, который сейчас командовал на её кухне, думать не хотелось совсем. Но отрицать очевидное было глупо и бессмысленно: её тянуло к нему, как магнитом, несмотря на всё — на его резкость, на его способность одним движением разрушить её жизнь, на ту опасность, которую он собой олицетворял. Этот мужчина был как буря — невозможно предсказать, но невозможно и не чувствовать его присутствия. Вспомнилась прошедшая ночь, когда она просыпалась на несколько мгновений и понимала, что Миита рядом не спит совсем. Но и не встает, не уходит на кухню или в гостиную, не уезжает домой. Лежит рядом с ней, положив на нее тяжёлую руку.

Каждый раз, когда она ворочалась или вздрагивала от боли в висках, он чувствовал это. Его рука поднималась к её голове, пальцы легко гладили рыжие пряди, унимая пульсирующую боль. Эти движения были такими нежными, такими не похожими на того Ярослава, которого она знала — резкого, язвительного, готового уничтожить всё на своём пути. Этот Ярослав был другим. Он проникал в её душу, будил давно забытые чувства — тепло, уязвимость, желание довериться. И это было опаснее всего.

Альбина боялась этого Ярослава больше, чем того, кто устраивал налоговые проверки, кто угрожал её бизнесу, кто мог сломать её жизнь одним движением. Тот Ярослав был врагом, с которым она знала, как сражаться. Но этот — тот, кто гладил её по голове в темноте, кто смотрел на Настю с виноватой нежностью, кто целовал её ладонь, — он был угрозой другого рода. Он заставлял её чувствовать, вспоминать, хотеть того, что она запретила себе годы назад. И это пугало её до дрожи, потому что она знала: если она поддастся, если позволит ему стать ближе, он сможет разрушить не только её бизнес, но и её саму.

Звонок в двери прервал тяжелое течение ее мыслей. Женщина быстро натянула свежую футболку и мягкие домашние брюки и направилась к дверям.

Правда ее уже опередили. Мужчина стояли друг напротив друга, и на долю секунды Альбина испугалась, что Ярослав захлопнет двери прямо перед носом Дмитрия. Они пристально смотрели друг на друга как два волка перед схваткой.

— Дядя Дима! — звонкий голосок Насти разрезал тишину, и девочка, не замечая взрослой войны, с разбегу прыгнула в объятия Дмитрия. Тот подхватил её на руки, его лицо мгновенно смягчилось, озарившись тёплой улыбкой.

— Привет, кроха! — Он чмокнул Настю в нос, его голос был полон искренней радости. — Я скучал!

Ярослав побагровел, его лицо исказила судорога гнева. Его глаза сузились, губы дрогнули, как будто он хотел выдать что-то ядовитое, но вместо этого он молча отступил в сторону, пропуская Дмитрия в квартиру.

— У меня сюрприз, кроха, — сказал Дима, демонстративно игнорируя Ярослава, который стоял в стороне, как сжатая пружина, готовая в любой момент распрямиться. Его голос был лёгким, но в нём чувствовалась провокация, как будто он наслаждался реакцией Ярослава.

— Бабуля! — раздался восторженный крик Насти, и Альбина, услышав это, сама вспыхнула гневом. Она шагнула вперёд, её глаза сузились, а в груди закипела ярость.

— Баба! — Настя уже тянула ручки к Анне, стоявшей в дверях.

— Дима, — прошипела Альбина, её голос был низким, полным сдерживаемой злости, — ты какого лешего…

— А ну, тихо! — Дима резко повернулся к ней, его синие глаза сверкнули сталью, и этот взгляд, такой непривычно жёсткий, заставил её замолчать. Он не просил, не уговаривал — он приказывал, и это было так не похоже на него, что Альбина на миг растерялась.

Её взгляд переместился на Анну, которая робко стояла в дверях, обнимая Настю. Мать выглядела так, будто время за три месяца высосало из неё все силы. Её волосы, когда-то тёмные с редкой сединой, теперь были абсолютно белыми, как снег. Глаза, прозрачные, почти выцветшие, смотрели на Альбину с виноватой робостью, словно прося прощения. Лицо, ещё весной сохранявшее хоть тень былой свежести, теперь было изрезано глубокими, тяжёлыми морщинами, которые делали её похожей на старуху. Ей было всего 64, но выглядела она на все 80 — хрупкая, сломленная, как будто жизнь выжала её до последней капли. Альбина почувствовала, как гнев в груди сталкивается с внезапным уколом жалости, и это чувство было таким острым, что она едва не задохнулась.

Ярослав стоял в стороне, его молчание было тяжелее слов. Его взгляд, полный льда и стали, метался между Дмитрием, Анной и Альбиной, он пытался удержать контроль над ситуацией, которая ускользала из его рук. Лицо оставалось каменным, но пульсирующая вена на виске выдавала бурю внутри. Альбина видела, как его пальцы сжимаются и разжимаются, как будто он физически сдерживает себя, чтобы не взорваться. И вдруг, неожиданно для самой себя, она поймала себя на мысли, что это выглядит одновременно смешно, глупо и… трогательно. Ей захотелось успокоить его, смягчить этот огонь в его глазах, хотя она тут же одёрнула себя за эту слабость. Перевела взгляд на Диму, который внимательно, хищно наблюдал за всеми, как стратег, оценивающий поле боя.

— Что с бровью, маленькая? — спросил Дима мягко, его голос был тёплым, но с лёгкой насмешкой. Он поднял руку и едва коснулся лица Альбины, его пальцы задержались у её виска, где запёкшаяся рана всё ещё напоминала о вчера.

— Упала вчера… — пробурчала она, краем глаза косясь на Ярослава. Его взгляд, устремлённый на руку Димы, был полон такой яростной ревности, что Альбина почти физически ощутила его жар.

— Вы что, подрались? — ухмыльнулся Дима, не давая Альбине вымолвить ни слова в сторону Анны, которая смотрела на рану дочери с болью и страхом в выцветших глазах, а на Ярослава посмотреть боялась и вовсе. Его тон был лёгким, но провокационным, как будто он нарочно подливал масла в огонь.

— Ты сюда для допроса приехал? — Ярослав, наконец, заговорил, его голос был холодным,