Напарник обмену и возврату не подлежит - Лена Тулинова

Появлению Эрманики никто не удивился: она ведь была тут не чужая.

– Идём сюда, – Амадини сделал Ферре знак рукой. – Представь, тут сегодня нет певчих, а пора начинать отпевание. Поможешь мне?

– А можно? – удивилась Ферра.

– Если от души, то ничего, – прошептал капеллан. – Ты ведь знаешь слова реквиема?

Она лишь дёрнула плечом. Сколько раз она слышала реквиемы на похоронах? Сложно не выучить слова хотя бы пары из них.

– Помню, но не уверена, что смогу…

– Ты, главное, подхвати! Вдвоём как-то всё-таки лучше! – Амадини сделал умильное лицо, округлил глаза, прижал руки к сердцу. – А падре нам будет аккомпанировать на пианино!

И она запела. Дуэт получился, наверное, не слишком слаженный, но «если от души, то ничего». Правда, в какой-то момент Ферра поняла, что это даже не дуэт, а трио – она отчётливо слышала, как Альтео тоже подхватил песнопение. Она пела не только тем, кто отчаливал от этих берегов. Она пела тем, кто остался жив, чтобы оплакали своих мёртвых и отпустили хотя бы часть своей боли, отдав её богу. Она пела Дженне, которая сейчас всё ещё была в некоторой опасности, если кто-то из Братства задумает месть, и пела Везунчику, пребывавшему без сознания. Застрявшему между мирами живых и мёртвых и пока так и не выбравшему, на которой стороне остаться. Пела своей покойной бабушке и сыну Дженны, и его жене.

И под конец, когда клавиши пианино, такого же старенького, как и здешний падре, уже замирали под узловатыми пальцами, Ферре почудились голоса хора. Как будто все умершие певчие присоединились к ней и Амадини. И один голос был совсем детский. Такой прекрасный, что ангелы плакали, роняя чистые, как алмазы, слёзы на лица погибших полицейских.

***

Хмурый и неразговорчивый доктор пришёл на следующее утро и сразу схватил Ферру за коленки. Было больно и неприятно, но она терпела.

Руки у врача были очень горячие, и казалось, что кости плавятся под прикосновениями.

– Вы сегодня, доктор, не в духе, – попробовала заговорить Ферра.

– А вы вчера решили пробежаться и настояться, как будто уже здоровы, – буркнул врач. – Я разрешил дойти всего лишь до соседней палате. А вас не было два часа.

– Полтора, – поправила его Ферра.

– А мне вас теперь вдвойне лечить! И в полтора я не умею, – огрызнулся он. – Если выпишу, наверно, побежите на улицу разгонять демонстрации или ловить каких-нибудь бандитов? Ну так и не приходите ко мне потом, что у вас боли в ногах. Или рёбрах. Или в голове. И чем вы ещё там ушиблись! Хватило бы с вас того, что я возился с вашей дурацкой контузией, в конце концов, кама Ферра…

– Э, дело тут, видимо, не только во мне, – сообразила Эрманика. – Давайте-ка, доктор, вы просто посидите рядом и отдохнёте. И мне, и вам это пойдёт на пользу.

– Вы психолог, что ль? – исподлобья посмотрел на неё врач.

– Нет, а вот одна моя знакомая точно психолог. И она бы сказала, что вы здорово вымотались.

– Умер ещё один из ваших, – садясь на стул, сказал доктор. – Не сумел я его…

– Понятно, – сказала Ферра. – Знаете, в этом нет вашей вины. Вы сделали всё, что в ваших силах – но не вы убили этих парней.

– Ваша работа…

– Наша работа – чтобы в городе были мир и порядок. Иногда получается, иногда нет, – сказала Эрманика. – Так же, как и у вас – иногда просто случай запущенный или не хватило сил. Всё точно так же. И я точно знаю, что иногда надо отдохнуть – иначе просто допустишь страшную ошибку. Или вообще сгоришь. Сядьте, доктор. И выдохните.

– Да идите вы, детектив, – всплеснул руками врач. – Что вы понимаете?!

– Больше, чем вы думаете, – ответила Ферра, приподнимая собственные руки. – Прошу выписать меня и не тратить силы на то, что заживёт и так.

– Но вы отказываетесь…

– Дайте мне рекомендации, я поклянусь их выполнять и через неделю спокойно о них забуду. А вы сможете отдать свои силы тем, кого действительно надо спасать.

– Почему вы считаете, что вас – не надо?

– Потому что вы уже спасли, – ответила Ферра. – И я безмерно вам благодарна. Но вот мой друг Везунчик пока ещё где-то там… в полях. И если у вас будет свободная минутка, когда я выпишусь, и вы её уделите этому парню…

– Но руки-то ваши останутся в ужасном состоянии, – сердито и растерянно сказал врач.

– Я привыкла. И ортезы у меня действительно хорошие. С ними я чувствую себя увереннее. К тому же вы вселили надежду в то, что полное восстановление всё-таки возможно. Как знать? Быть может, я найду такого же великого целителя, как вы, но чуточку посвободнее – и тогда пальцы будут как новенькие! А вам сейчас важнее сделать передышку, после которой пойти к другим больным. К тем, кто умирает. Я ведь уже не умираю?

– Нет, – буркнул доктор.

– И кстати, прошу изъять у меня незаконно пронесённую сюда бутылку, – сказала Эрманика. – Мне кажется, её содержимое будет полезнее тем, кто в этом нуждается, а я точно обойдусь.

Доктор громко и некрасиво осудил нехорошие привычки людей – курение, пристрастие к тем видам сладостей, которые дурманят и убивают, вроде «пломбира», а также к содержимому бутылок не из молочного отдела магазина. Изъятую ёмкость он забрал и ушёл. Впрочем, почти сразу заглянул снова, уже без бутылки, и сказал:

– Ваш друг сегодня шевелил пальцами. Думаю, прогресс наступит – но чудес не ждите.

Но у Ферры были свои отношения с чудесами.

На другой день выписали Чезаре, а Дженна заглянула очень расстроенная и сказала, что очень переживает за Везунчика. Теперь она больше сидела с ним, чем с Эрманикой. Похоже, что Ферра снова осталась сама по себе, Альтео появлялся очень редко. А вернее – она слышала только его голос. Он будто начал чего-то стесняться, и с каждым днём отдалялся.

– Чего ты боишься? – спросила она, когда услышала в сумерках робкое «привет». – Не меня же?

– Себя, – ответил Альтео. – Каждый раз, когда я являюсь – возвращаться всё сложнее.

– Так не возвращайся, – удивилась