Выбор - Галина Дмитриевна Гончарова

подумать, что такое приворот? Это не чувства, не любовь, не вызовешь ее такими-то делами, даже и рядом не пройдешь с ней. Это как кандалы и ошейник.

Одним концом цепь на привороженном, второй конец цепи у того, кто привораживает. И работает это в обе стороны, не бросишь цепь, не откажешься. Не порвешь, не рванешься с нее.

Можешь и рваться, и выть, и пытаться что-то со связью сделать… это как волка на цепь посадить, грызи ее, не грызи, хоть зубы долой и морда в кровь, не поддастся железо каленое.

Но — будет это полностью твой волк. Ручной.

О чем не рассказывают ведьмы и колдовки?

Как водится — о последствиях. Их дело сделано, а что с тобой потом будет? А какая им разница?

Да никакой!

А условия есть, и жесткие, жестокие даже.

Детей у вас или вообще не будет, или будут они больные, или проклятие ты на них получишь. Колена так до седьмого, очень даже запросто. Приворот — завсегда магия черная, а чем за помощь темных сил платят, знаете? Жизнью, здоровьем, а то и всем сразу.

Это с тебя плата.

С привороженного и того хлеще берется. Помрет он раньше времени, вот и все. Должен бы пятьдесят лет прожить — так десять проживет, оно и понятно. Поживи-ка на цепи, да в ошейнике? Не нравится?

То-то и оно.

О таком не говорят обычно. А оно есть.

И еще одна оговорка, две даже.

Искренне влюбленного приворожить не получится. Никогда. Сам умрет, тебя убьет, приворот не получится, еще что случится — бесполезно это. Любящих… даже не влюбленных, а любящих не приворожить никогда. Истинные чувства пуще всякого заслона хранят, пусть не от стрелы, не от клинка, но от чужого колдовства оберегут и защитят.

Если же человек достаточно силен, сильнее тебя, то рано или поздно приворот он порвет в клочья мелкие. И тогда…

Тогда ничего хорошего ни для себя, ни для рода своего не жди. Все разнесет привороженный, все сделает, чтобы за твое зло своим отплатить. А это случается иногда, и цепи рвутся, и связь ломается. Редко ведь привораживают кого поплоше да поглупее, обычно целятся в тех, кто умен, красив, силен, богат…

А ежели скинет привороженный твою удавку, сам ли, с чьей-то помощью, так все тебе достанется. Он-то сухим из воды выйдет, практически, а ты за все ответишь.

И об этом ведьмы тоже умалчивают. Им-то что?

Это не они свою душу отдают в заклад, они уже давно все отдали и продали. Это твой грех. Твоя вина. И ни на кого ее списать не получится.

Обо всем этом знали люди, в комнате находящиеся, но и выбора другого не видели.

Не устраивала их Устинья Алексеевна, никак она к их целям не подходила, вот и приходилось выкручиваться. И как люди умные… сами-то они не подставятся. А вот кого другого легко под проклятье подставить.

Что страшного в привороте?

Всего-то и надобно, что Федора к Утятьевой приворожить, сама она и привораживать будет. Женится он на Анфиске, поживет с ней лет пять, а потом приворот и разорвать можно. помочь несчастному царевичу.

Анфиска все последствия получит, а Федор свободен будет, еще раз жениться сможет. Еще и ребеночка, авось, получит. Докажет, что могут у него дети быть, не то, что у Борьки.

А как и не выживет малыш… ну так что же?

Бог дал, Бог взял.

Коварно?

А Анфису никто и не заставляет соглашаться, сама она царевной стать желает, сама власти жаждет. Все сама. Сама и платить будет, кровью, а то и жизнью своей никчемушной.

Наконец вино готово было, ведьма еще раз бутыль встряхнула, закрыла, да боярину Раенскому протянула.

— Вот так. Пусть угостит дурачка из своих рук, и ладно будет.

— Точно ли?

— Слово даю.

Боярин кивнул, поблагодарил, и бутыль унес. Вот и ладно, сделано все. Теперь выждать надобно нужного момента, да и угостить Федора.

Помнил боярин о судьбе невезучей девушки. Помнил, сам же и хоронил. Но это ж другое?

Может, и Устинья эта сама Федора приворожила?

А может, и еще чего было, как теперь узнать?

Попробовать все средства надо, чтобы Феденьку на подходящей девушке женить. Может и получится чего?

А ежели… ежели с Анфисой чего не того случится… судьба ее такая. Бывает же… сама она на то согласилась. Боярин Утятьев против будет?

А кто ему про то скажет?

Опять же… его дочь на черный ритуал согласилась, царевича приворожить решила! Да за такое…

Покаяние назначат! В ссылку отправят! И это еще если по-доброму, так-то и казнить могут. Так что… Анфису можно будет хоть с кашей съесть, не возразит боярин и словечком, побоится всего остального лишиться: не то что дочери, а власти, имущества, а то и чина боярского.

И не было у боярина Раенского ни жалости, ни сожалений. Разве что… быстрее бы! И чтоб не сорвалось!

* * *

Федор собирался к боярышням, ровно на каторгу, в Михайлу щеткой кинул, не попал, правда.

— Прочь поди, дурак!

— Да чего ты, царевич? Красавицы же! Одна к одной, ровно яблочки наливные в лукошке золотом!

— Не нужны мне те яблочки, мне Устя надобна!

— Так и она там будет!

— Только к ней и не подойдешь за дурехами этими: налетят, защебечут, только их глупости и слышно!

— Ум-то бабе и без надобности. Может, боярышня Устинья посмотрит, как они добычу делят, да и заревнует?

Вот тогда за щеткой и коробка с румянами полетела.

— Не ревнует она, понял?

Михайла понимал, чего тут не понять? И она не любит, и остальные. Царевич ты, вот и вцепились! Жаль, вслух такого не скажешь.

— Царевич, это просто перетерпеть надобно. Вот как лекарство горькое… скоро уж ты на своей красоте женишься.

— Как же!

— К брату сходи, с ним поговори? Не откажет, чай?

Федор задумался.

А может, и правда — к Борису пойти, поплакаться? Должен ведь брат понять его?

Обязан, на то он и брат.

Как давно Федор с братом разговаривал, или его понять пытался, помочь, поддержать?

А это вы к чему спрашиваете?

Он и не обязан, это ему все обязаны! По гроб жизни и за гробом!

* * *

Борис по коридору шел, когда навстречу ему боярышня попалась.

Как-то так неловко получилось… он шагнул, она шагнула — и вскрикнула тихо, на стену оперлась, и глаза такие, умоляющие.

Борис даже не