Три века колониальной Америки: О типологии феодализма в Западном полушарии - Борис Николаевич Комиссаров

феодальных отношений вели и сменявшие друг друга собственники Нью-Джерси. В инструкциях губернатору лорды указывали: «…каждый акр земли, который Вы, с нашего соизволения, будете предоставлять любому лицу или группе лиц, должен быть обложен рентой в полпенни в английской монете. Срок уплаты ренты нам или нашим наследникам каждый год, начиная с 25 марта».[508]

Купившие у герцога Нью-Йоркского эту колонию лорд Беркли и Дж. Картерет рассматривали квит-ренту как важную и ценную составляющую своего приобретения. Ими была разработана целая система взимания денежной ренты в зависимости от качества земли. Основной оставалась цифра в ½ пенни за акр по установлению 1670 г. Однако луга и выпасы уже облагались рентой в 2 пенса за акр, а затем 3 шиллинга за обычный участок. Рентой было обложено также и городское землевладение. Собственники специально оговаривали, что квит-рента не может быть выкуплена, а в случае неуплаты ее должник терял право на участок, который по истечении определенного времени подлежал конфискации. Наряду с денежной рентой, в Нью-Джерси встречалась и продуктовая, а также отработочная рента: работа по строительству дорог, дома губернатора, административных зданий, тюрьмы для неимущих должников. Продуктовая рента имела стоимостное выражение — 2 шиллинга за бушель кукурузы, 1 анкер красного вина — 2 фунта 10 шиллингов, лошадь — 3 фунта, бык или корова — 5 фунтов. Поселенцы могли также уплачивать ренту строительным лесом, железом, шерстью.[509]

Американский ученый Дж. Маккастер, проанализировав рентные листы, хранившиеся в архивах исторического общества Нью-Джерси, установил, что в 1686 г. 225 арендаторских хозяйств дали владельцам колонии 2607 фунтов, 7 шиллингов и 6 пенсов рентного сбора. Правда, уплачено было не более 1500 фунтов, остальная сумма учитывалась, видимо, в долговых расписках. Анализ не охватывает всех хозяйств, так как значительное количество рентных листов утеряно. Значительную сумму, почти в 2 тыс. фунтов стерлингов, должны были внести и поселки; правда, имеются данные об уплате всего лишь 196 фунтов.[510]

Власть лордов-собственников пронизывала все сферы взаимоотношений и в обеих Каролинах. Причем здесь размеры взимаемой квит-ренты были, пожалуй, самыми высокими, а участки земли, полагающиеся сервентам по истечении срока их службы, — самыми маленькими. По мнению американского историка В. Барнеса, «здесь, в Каролинах, была предпринята попытка феодализации колонии».[511]

Значительный интерес — в плане насаждения феодальных отношений — представляет колония Нью-Йорк, захваченная англичанами у голландцев и ставшая личным владением герцога Йоркского, а впоследствии короля Якова II.

Еще голландцами здесь была создана система крупного землевладения, получившая название патроната и носившая ярко выраженный феодальный характер. В ее основе лежала эксплуатация труда сервентов, аналогичная крепостному праву, хотя и ограниченному во времени. Сервент платил своему сеньору денежную и продуктовую ренту, работал на строительстве дорог и хозяйственных зданий. Сеньору принадлежали права мертвой руки, крестьяне обязаны были молоть зерно на хозяйской мельнице, не могли без разрешения патрона охотиться, заготавливать лес, ловить рыбу в рамках патроната.[512] Яков I сохранил систему патроната в своих владениях, более того, он взял ее за основу при создании маноров в своей колонии. Одни за другим в колонии возникали крупные маноры Джексона, Джонсона, Де Ланей, Робинсона, Ван Кортленда. Особенно сильным было влияние феодализма в районах проживания шотландцев, где основными были клановые традиции. Так, например, Джонсоны смогли превратить фактически в собственный домен целое графство Трайон.

В манорах лендлордов арендаторы платили значительную ренту. За участок в 100 акров была установлена плата в 2 шиллинга 6 пенсов, кроме того, арендатор должен был работать на расчистке леса, посадке фруктовых деревьев и т. д. В дальнейшем права владельцев манора были даже увеличены. Так, например, арендаторы манора Ливингстон в графстве Олбани за участок в 75–100 акров должны были ежегодно «расчищать под пашню по 2 акра земли, сажать 100 фруктовых деревьев, платить ренту озимой пшеницей (18 бушелей зерна за 75 акров), два дня работать на лорда, отдавать ему четырех жирных птиц, выполнять своими лошадьми подводную повинность, пользоваться мельницей в маноре и т. д.».[513]

У. Пенн и образование колонии Пенсильвания. Одним из последних собственнических владений стала Пенсильвания, основанная в 1682 г. Как и на севере в Массачусетсе, у истоков ее истории стояли нонконформисты, на этот раз — квакеры. Еще основатель этой секты Джордж Фокс мечтал о переселении в Америку. Мечта квакеров осуществилась, когда к ним присоединился Уильям Пенн. Сын адмирала, завоевавшего для англичан Ямайку, активный участник реставрации Стюартов, королевский кредитор, Пенн получил колонию в счет погашения долга и, таким образом, превратился в крупного частного землевладельца мира (в его собственности находилось 47 млн акров земли).

Так же как и в Массачусетсе, переселенцы-квакеры перенесли в Пенсильванию зачатки протобуржуазных отношений, здесь были развиты ремесла, значительное распространение получила покупка земли, местная ассамблея обладала политической властью. Вместе с тем и здесь были сильны частнособственнические настроения, в частности, характерные для владельца колоний, которые объективно можно оценить как профеодальные. С любого земельного надела должна была уплачиваться квит-рента — как правило, 1 шиллинг за 100 акров, лорд-собственник обладал правом мертвой руки, земельный надел подлежал конфискации при заключении смешанных браков, в колонии были образованы и крупные маноры. Недаром В. Диксон отмечает, что «в глазах поселенцев Пенн был феодальным владельцем», управляющим колонией «по феодальному праву».[514]

Конечно, насаждение феодальных институтов не вело к установлению типологически «чистого» феодального строя. Сама колонизация Америки, как уже отмечалось выше, диктовалась не только стремлением отживших классов расширить свои земельные владения, но и знаменовала начало капиталистического развития. Пожалуй, как нигде, здесь проявилось своеобразное равновесие между разложением феодальных отношений и их частичной стабилизацией, с одной стороны, и зарождением новых производственных отношений, новых сил и классов — с другой. Это прежде всего сказалось в распространении ремесла и особенно торговли в Новой Англии, в постепенном изменении статуса земельной собственности — основы феодального господства. Пользуясь отсутствием верховных собственников, местные чиновники и агенты, как королевские, так и лордов-собственников, не всегда ревностно служили своим феодальным патронам. Это были предприниматели периода первоначального накопления капитала, хотя и находящиеся в плену многих фантомов феодального мышления. Они захватывали огромные земельные владения, скупая патенты, а чаще — путем прямой подтасовки отчетности, предназначавшейся для собственников, живущих в далеком Лондоне. Значительная часть этих земель перепродавалась дельцам капиталистического толка, привлеченным в Америку дешевизной земли. И местные администраторы, и их предприимчивые клиенты не были заинтересованы в феодализации земельной собственности. Крупные скупщики приобретали землю, чтобы тотчас же пустить ее в продажу мелкими участками. С целью спекуляции землей они организовывали земельные компании. Аналогичным явлением была и спекуляция пушниной в конце XVII в. Торговля мехами стала монополией