Книга о Граде женском - Кристина Пизанская

и честностью привлекают мужчин (а это само по себе зло), стало быть, им надо быть менее добродетельными. Этот аргумент не годится, так как добрые и полезные вещи не стоит отвергать и прекращать взращивать их и верить в них только на основании того, что кто-то может их использовать во зло. Каждый должен выполнять свой долг, творя добро, что бы ни случилось. А то, что многие женщины были любимы за свои добродетели, я докажу тебе многими примерами. Во-первых, я могла бы рассказать о многих святых женах, пребывающих в Раю, честь которых была столь привлекательна для мужчин.

К ним относится и Лукреция, о которой я тебе говорила раньше, которая подверглась насилию, ведь именно за ее чистоту полюбил ее Тарквиний более, чем за ее красоту. Ведь ее муж присутствовал однажды на обеде, где был и Тарквиний (который впоследствии и учинил насилие над нею), и другие многочисленные вельможи, и стали они говорить о своих женах. Каждый говорил, что его жена лучшая, но, чтобы узнать истину и решить, какая же из жен достойна наибольшей хвалы, они сели на лошадей и поехали по домам. Те жены, которые в это время занимались самыми достойными занятиями и делами, были признаны самыми добродетельными и получили наибольшее уважение. Так случилось, что Лукреция среди всех женщин занималась самым достойным делом. Мудрая и честная жена, одетая в простое платье, она сидела в своем дворце и с другими женщинами пряла шерсть, беседуя о благих вещах. Туда пришел вместе с ее мужем и Тарквиний, царский сын, и, увидев ее великую честность, простую и прекрасную манеру держаться, так влюбился в нее, что совершил безрассудство, о котором мы говорили.

CXIII. О королеве Бланке, матери Людовика Святого и других добрых и мудрых женщинах, которых любили за их добродетели

«Также за великую доброту, мудрость, осмотрительность и добродетели полюбил граф Шампанский[331] благородную королеву Франции Бланку[332], мать Людовика Святого, несмотря на то что она уже не была в расцвете молодости. Этот благородный граф послушал мудрые слова доброй королевы, когда предпринял войну против короля Людовика Святого. Достойнейшая дама благоразумно упрекала его, говоря, что он не должен был это делать, учитывая добро, которое ему принес ее сын. Граф внимал ей и, пораженный, дивился ее благости и добродетелям, и так сильно влюбился в нее, что не знал, как ему поступить. Но он скорее умер бы, чем осмелился сказать ей о своей любви, ведь знал, что в ней столько добродетели, что никогда она не ответит ему взаимностью. Граф пережил после этого множество страданий из-за безумного желания, которое его мучило. Однако он сказал тогда в ответ королеве Бланке, чтобы она не беспокоилась, что он никогда не пойдет войной на короля, напротив, он хочет целиком принадлежать ей, и она может быть уверена, что душой и телом он весь в ее распоряжении. Он так и любил ее с того часа всю свою жизнь несмотря на то что надежды на взаимность с ее стороны у графа было очень мало. Он обращал жалобы к Амуру в своих сочинениях, очень изысканно восхваляя свою даму, и эти прекрасные сочинения были превращены в очень приятные песни, и он приказал начертать их на стенах залы в Провене и в Труа, где они видны до сих пор. То же самое я могу рассказать тебе о многих других».

Я же, Кристина, отвечала тогда: «Истинно, госпожа моя, много подобных случаев я видела в своей жизни, поскольку была знакома с добродетельными и мудрыми женщинами, которые, как сами они мне в том признавались и выражали свое отвращение по этому поводу, являлись объектом страсти уже после того, как их великая красота уже прошла и они уже не были в расцвете молодости. Они мне говорили: „Боже! Что же это значит? Разве мужчины видят с моей стороны какое-то неразумное поведение, которое дает им основание думать, что я готова на безрассудства?“ Но я теперь понимаю по вашим словам, что их великие добродетели и были причиной того, что их любили. Это противоречит мнению многих людей, которые считают, что добродетельная женщина, которая желает остаться целомудренной, не будет, если она не хочет того, подвергаться преследованиям.

CXIV. Кристина говорит, а дама Праведность отвечает ей, возражая утверждающим, что женщины по природе своей скупы

«Я не знаю, что еще вам сказать, моя дорогая госпожа. Вы ответили на все мои вопросы, и я считаю, что вы хорошо показали, сколь неправы мужчины, говорящие дурное о женщинах. Так же мне кажется ложью их утверждение о том, что, среди прочих женских грехов, им от природы присуща скупость».

Ответ был таким: «Дорогая подруга, я могу сказать с уверенностью, что скупость не свойственна от природы ни мужчинам, ни женщинам. А женщинам свойственна еще в меньшей степени, поскольку (это известно Богу, и ты сама можешь это наблюдать), намного больше в мире происходит несчастий от великой скупости разных мужей, чем от скупости женщин. Но, как я уже тебе говорила, очень хорошо видит злой человек ничтожный проступок своего соседа, а собственное великое злодеяние не замечает. Так как женщины обычно с любовью собирают ткани, нитки и другие вещички, полезные для хозяйства, то их считают скупыми. Однако, клянусь тебе, что есть много женщин, и даже очень много таких, кто не поскупился бы и не проявил жадности на щедрые дары и почести, лишь бы они пошли во благо. Но бедная жена поневоле становится скупой. При обычной скудости средств, ту малость, которую она смогла получить, она хранит, так как хорошо знает, что с большим трудом сможет заработать еще. Кроме того, некоторые люди называют скупыми тех женщин, у которых мужья безрассудные моты и обжоры, и бедные женщины знают, что их очаг будет лишен того, что промотают их мужья, и им, и их бедным детям придется терпеть это, поэтому они не могут удержаться от того, чтобы не говорить с мужем и не увещевать его, призывая уменьшить траты. Это не скупость и не жадность, но знак великой мудрости. Я говорю, конечно же, о тех, кто делает это деликатно, поскольку в семьях часто можно видеть ссоры, так как мужчинам не нравятся подобные увещевания, и поэтому они порицают жен за то, за что должны были бы их хвалить. Но то, как охотно женщины дают милостыню, доказывает, что грех скупости им не присущ, как