Страсть. Женская сексуальность в России в эпоху модернизма - Ирина Анатольевна Жеребкина

её пугает возможность сравнения её с другими женщинами (с Татьяной Яковлевой, например) – ведь это указывало бы на то, что она является лишь одной из многих, наряду с любыми другими объектами его желания. Поэтому Лиля так отчаянно уничтожала все следы любви Маяковского к Яковлевой, контролировала всех его знакомых и допускала любые его увлечения, сама поставляя ему женщин, если отношения ограничивались только сексом и не затрагивали её символического места Фаллоса.

Поэтому у Лили Брик в отношении Маяковского существовала всеми отмечаемая раздвоенность: она резко разделяла его как поэта и как человека: хвалила как поэта и бесконечно критиковала, иногда в грубой форме, как человека. Структурно такое разделение фигуры субъекта на высокое и низкое Фрейд отмечает в мужском восприятии женского – святая и проститутка одновременно. Эти две составляющих образа Маяковского в глазах Лили никогда не совпадают. Её любовь к нему началась под влиянием увлечения его стихами. При этом, когда она каждый день приходит к нему в гостиницу, где они занимаются сексом, чтобы вечером вернуться домой к мужу, она заставляет его купить новую одежду и заменить гнилые зубы, которые её так раздражают. Когда он начинает тяготить её как любовник, неспособный её удовлетворить, она решает собрать аудиторию его восторженных поклонников, удостоверяющих и подтверждающих публично, что он действительно великий поэт, что он – Фаллос. Она неизменно восхищается им как поэтом, но как личность он в её глазах безусловно проигрывает Осе.

Их направленные друг на друга желания никогда не совпадают. Лиля, как известно, оправдывала свои бесконечные поиски мужчин тем, в частности, что она не могла испытать оргазма. Она меняла мужчин, «пробовала» их, но решала, что это «не то» и устремлялась к другим. Так она, осведомленная благодаря Осе в психоанализе, объясняет позже западным интерпретаторам свои любовные приключения. Есть свидетельство Андрея Вознесенского о том, что Лиля называла Маяковского «плохим любовником», снимая тем самым с себя всякую ответственность за свою неверность ему. (Подобным же образом – апеллируя к фрейдовскому психоанализу – объяснила в своих воспоминаниях их проблемы с Блоком и её любовные отношения с другими мужчинами Любовь Дмитриевна Блок: психоанализ в данном случае действительно выполнил спасительную объяснительную функцию для обеих женщин.)

Конечно, Лиля Брик искала не оргазма: она искала такого Другого, который безусловно подтвердил бы её особенность и исключительную значимость. В этом ряду поисков – и её письмо к Сталину, ответившему ей и совершившему жест вычеркивания её из расстрельного списка. Лилю признал Он! Это и был момент настоящего счастья нарциссической любви, событие близости с Другим бесконечно большее, чем оргазм.

«Любовь с первого взгляда»

На обложке первого издания поэмы Маяковского Про это Александр Родченко по просьбе Маяковского поместил коллаж – «… сильно ретушированный снимок Лили с пребольшими глазами, наведенными на зрителя и почти способными его загипнотизировать, с чуть театральной улыбкой, несомненно привлекающей».[328] Лилины глаза были ретушированы Родченко не случайно. Любовная мифология отношений Маяковского и Лили позволяет маркировать их как «любовь с первого взгляда»: Маяковский впервые был приглашен к Брикам и читал у них Облако в штанах, а после прочтения, глядя на Лилю, которая также не отводила от него своих глаз, попросил разрешения посвятить эти стихи ей. Они стали любовниками. То, что Маяковский ухаживал раньше за сестрой Лили Эльзой и был знаком с Лилей до этой встречи, и что Лиля тоже видела его до этого читающим стихи со сцены, в их истории любви сразу же и навсегда стало незначимым. Всеми близкими, и даже Эльзой, сразу же и безоговорочно было признано, что вечер со стихами в доме Бриков оказался фатальным для Маяковского, и что это была «любовь с первого взгляда». Он не уехал уже из Москвы, снял квартиру неподалеку и больше с Бриками никогда не расставался.

Парадоксом любви является то, что любовь возникает там, где не может быть выбора объекта любви. Жижек вслед за Лаканом приводит известный пример ситуации принудительного выбора – «деньги или жизнь». Ведь, несмотря на видимость возможности выбора, выбор здесь полностью отсутствует: выбирающему оставлена единственная возможность выбрать, конечно же, жизнь и в результате утратить деньги, потому что выбор денег ведет к утрате и того, и другого.

И действительно, всем известно, что в любви невозможен автономный свободный выбор, любовь и субъективная автономия одновременно невозможны. Обычный мелодраматический любовный сюжет всегда, как напоминает Жижек, построен как случайная встреча героя с героиней, но на следующей стадии развития сюжета герой и героиня с неизбежностью признают, что случайность носит фатальный характер и является по существу реализацией основных желаний героев. Ситуация любви мужчины и женщины, таким образом, является парадоксальной с самого начала, так как одновременно предполагает и 1) свободу автономного выбора, и 2) требование его подавления. Это противоречие может быть объяснено только с помощью странной логики post factum: герой выбран потому, что этот выбор уже совершен за него без всякого отношения к его собственной свободе выбора – он может только внутренне приспособиться к уже совершенному за него выбору. Событие влюбленности, подчиняющееся необходимости, – это событие, когда в терминах лакановского психоанализа начинает говорить само Реальное, выходя из полной темноты в предельную ясность, когда бывшее до этого бессмысленным становится воплощением высочайшего смысла, и субъекту остается только признать это задним числом как факт. Это и есть момент высочайшего наваждения любви. Итак, в основе ситуации любви лежит, в терминах жижевского психоанализа, структура встречи субъекта с Реальным, которое за него совершает его выбор. Другими словами, случайная встреча оказывается событием величайшей истины, дарованным знаком судьбы; не сам герой совершает свой выбор, ибо герой безвластен и бессилен в его любовных и жизненных коллизиях; выбор совершает вместо него то Реальное, с которым он сталкивается в ситуации любви и которое он безоговорочно признает как единственную «подлинную реальность» своей собственной жизни. Таким образом, то, что сначала понималось как чистая случайность, трансформируется в необходимость. Странная сила любви при этом вовсе не обещает субъекту освобождения или равномерного любовного баланса обретений и потерь – она требует исключительного и безусловного подчинения себе. И если влюбленный не подчинится судьбе, судьба безжалостно расправится с ним.

Огромная роль в этом мифе «первой встречи» принадлежит механизму встречи глаз и обмену взглядами, о чем сообщается в различных видах любовных нарративов – как в высокой, так и в массовой культуре, как в литературе, так и в кино. Обмен взглядами – это сила, которая способна полностью трансформировать субъекта и его жизнь. «Их глаза встретились» – обязательная фраза