Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками - Коллектив авторов

его на некоторое время из Петербурга, доставив ему занятие и окружив добрыми приметами, можно сделать из него прекрасного слугу государству или, по крайней мере, писателя первой величины.

Отвечая на его мольбы, император уполномочивает меня дать молодому Пушкину отпуск и рекомендовать его вам. Он будет прикомандирован к вашей особе, генерал, и будет заниматься в вашей канцелярии как сверхштатный. Судьба его будет зависеть от успехов ваших добрых советов.

Соблаговолите же дать ему их. Соблаговолите просветить его неопытность, повторяя ему, что все достоинства ума без достоинств сердца почти всегда составляют преимущество гибельное и что слишком много примеров убеждают нас в том, что люди, одаренные прекрасными дарованиями, но не искавшие в религии и нравственности предохранения от опасных уклонений, были причиною несчастий как своих собственных, так и своих сограждан.

Г. Пушкин, кажется, желает избрать дипломатическое поприще и начал его в департаменте.

Не желаю ничего лучшего как дать ему место при себе, но он получит эту милость не иначе, как через ваше посредство и когда вы скажете, что он ее достоин.

Вы не ожидали такого поручения. Если оно будет для вас стеснительно, то пеняйте на то доброе и заслуженное мнение, которое о вас имеют.

Примите и проч.

И. А. Каподистрия – И. Н. Инзову (фр.).

С. Петербург.

5 мая 1820 г.

На подлинном рукою Александра I: «Быть по сему».

38

Погасло дневное светило;

На море синее вечерний пал туман.

Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

Я вижу берег отдаленный,

Земли полуденной волшебные края;

С волненьем и тоской туда стремлюся я,

Воспоминаньем упоенный…

И чувствую: в очах родились слезы вновь;

Душа кипит и замирает;

Мечта знакомая вокруг меня летает;

Я вспомнил прежних лет безумную любовь,

И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило,

Желаний и надежд томительный обман…

Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

Лети, корабль, неси меня к пределам дальным

По грозной прихоти обманчивых морей,

Но только не к брегам печальным

Туманной родины моей,

Страны, где пламенем страстей

Впервые чувства разгорались,

Где музы нежные мне тайно улыбались,

Где рано в бурях отцвела

Моя потерянная младость,

Где легкокрылая мне изменила радость

И сердце хладное страданью предала.

Искатель новых впечатлений,

Я вас бежал, отечески края;

Я вас бежал, питомцы наслаждений,

Минутной младости минутные друзья;

И вы, наперсницы порочных заблуждений,

Которым без любви я жертвовал собой,

Покоем, славою, свободой и душой,

И вы забыты мной, изменницы младые,

Подруги тайные моей весны златыя,

И вы забыты мной… Но прежних сердца ран,

Глубоких ран любви, ничто не излечило…

Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан…

А. С. Пушкин.

1820

39

* * *

Мне вас не жаль, года весны моей,

Протекшие в мечтах любви напрасной,

Мне вас не жаль, о таинства ночей,

Воспетые цевницей сладострастной,

Мне вас не жаль, неверные друзья,

Венки пиров и чаши круговые, –

Мне вас не жаль, изменницы младые, –

Задумчивый, забав чуждаюсь я.

Но где же вы, минуты умиленья,

Младых надежд, сердечной тишины?

Где прежний жар и слезы вдохновенья?

Придите вновь, года моей весны!

А. С. Пушкин.

1820

40

‹…›

В изгнанье скучном, каждый час

Горя завистливым желаньем,

Я к вам лечу воспоминаньем,

Воображаю, вижу вас:

Горишь ли ты, лампада наша,

Подруга бдений и пиров?

Кипишь ли ты, златая чаша,

В руках веселых остряков?

Где ты, приют гостеприимный,

Приют любви и вольных муз,

Где с ними клятвою взаимной

Скрепили вечный мы союз,

Где дружбы знали мы блаженство,

Где в колпаке за круглый стол

Садилось милое равенство,

Где своенравный произвол

Менял бутылки, разговоры,

Рассказы, песни шалуна,

И разгорались наши споры

Огнем и шуток и вина?

Услышу ль я, мои поэты,

Богов торжественный язык?

‹…›

А. С. Пушкин.

1821

41

Необдуманные речи, сатирические стихи обратили на меня внимание в обществе, распространились сплетни, будто я был отвезен в тайную канцелярию и высечен.

До меня позже всех дошли эти сплетни, сделавшиеся общим достоянием, я почувствовал себя опозоренным в общественном мнении, я впал в отчаяние, дрался на дуэли – мне было 20 лет в 1820 – я размышлял, не следует ли мне покончить с собой или убить – В.

В первом случае я только подтвердил бы сплетни, меня бесчестившие, во втором – я не отомстил бы за себя, потому что оскорбления не было, я совершил бы преступление, я принес бы в жертву мнению света, которое я презираю, человека, от которого зависело все и дарования которого невольно внушали мне почтение.

Таковы были мои размышления. Я поделился ими с одним другом, и он вполне согласился со мной. – Он посоветовал мне предпринять шаги перед властями в целях реабилитации – я чувствовал бесполезность этого.

Я решил тогда вкладывать в свои речи и писания столько неприличия, столько дерзости, что власть вынуждена была бы наконец отнестись ко мне, как к преступнику; я надеялся на Сибирь или на крепость, как на средство к восстановлению чести. ‹…›

Пушкин – Александру I (фр.).

Из Михайловского в Петербург (черновое).

Начало июля – сентябрь (до 22) 1825 г.

42

ВОСПОМИНАНИЕ

(Окончание стихотворения в черновой редакции)

Я вижу в праздности, в неистовых пирах,

В безумстве гибельной свободы,

В неволе, бедности, изгнании, в степях

Мои утраченные годы.

Я слышу вновь друзей предательский привет

На играх Вакха и Киприды,

Вновь сердцу моему наносит хладный свет

Неотразимые обиды.

Я слышу вкруг меня жужжанье клеветы,

Решенья глупости лукавой,

И шепот зависти, и легкой суеты

Укор веселый и кровавый.

И нет отрады мне ‹…›

А. С. Пушкин.

1828

Глава пятая. 1820

‹…›

‹…› непреклонным вдохновеньем

И бурной юностью моей,

И страстью воли, и гоненьем

Я стал известен меж людей.

1822

Растолкуй мне теперь, почему полуденный берег и Бахчисарай имеют для меня прелесть неизъяснимую? Отчего так сильно во мне желание вновь посетить места, оставленные мною с таким равнодушием? или воспоминание самая сильная способность души нашей, и им очаровано все, что подвластно ему?

1824

Неполных пять месяцев жизни Пушкина станут предметом рассмотрения в 5-й главе, но за это время поэт пережил столько, увидел столько, запомнил столько, что творческие отзвуки южных – в особенности крымских (таврических) впечатлений до самой смерти раздавались в его душе. Правда, ловишь себя на мысли, что и Лицей, и Петербург, и псковские места, и тверские, и Болдино, и Урал – все запечатлело в поэтических трудах и в самой жизни Пушкина след неизгладимый. Такое уж это было всеотзывчивое сердце и такой всеохватный разум! Но южное путешествие 1820 г., совершенное совсем еще молодым Пушкиным, узнавшим