Русские государи в любви и супружестве - Николай Федорович Шахмагонов

принцу Брауншвейгскому – то есть в черном платье. В лицейских элегиях появляются трагические мотивы – поэт хочет оставить этот мир.

Прости, печальный мир,

Где темная стезя над

бездной для меня лежала,

Где жизнь меня не утешала,

Где я любил, где мне любить нельзя!

Елизавета? Неужели? Неужели речь идет об императрице Елизавете Алексеевне? Неужели стихи посвящены той, которая была супругой императора, известного нам в истории под именем Александра Первого?

Читателям может показать странным уточнение «известного… под именем». Почему вдруг не написано просто и ясно: «супругой Александра Первого»? Это совсем другая история, но раз уж сказано «А», будет сказано «Б», то есть мы еще вернемся к этому моменту, но на последующих страницах. Поскольку тема эта слишком близко соприкасается с темой настоящего повествования. А пока главное все же то, что Пушкин вычеркнул имя Екатерины Бакуниной из дневника, указывая тем самым, что не ей посвящены восторженные строки и не ей посвящались стихи лицейского цикла.

Но каким образом даже не юный, а отрок Пушкин мог влюбиться в императрицу России, где он впервые увидел ее, где услышал ее голос? В стихах воспеты и красота и голос Елизаветы Алексеевны.

19 октября 1811 года состоялось открытие нового привилегированного учебного заведения, названного «Царскосельским Лицеем». Лицей был размещен в Царском Селе, в четырехэтажном флигеле Екатерининского дворца. Флигель был построен по проекту архитектора В. Стасова. Специальный переход вел из дворца непосредственно в залы Лицея. Первым директором Царскосельского лицея стал Василий Федорович Малиновский.

На открытие прибыли император с супругой, великие князья, знатные и великие люди России. Праздник продолжался весь день, а вечером всех удивил великолепный фейерверк. На этом празднике Пушкин и его сокурсники впервые увидели императора и императрицу. Не только Пушкин был сражен красотой, добротой, проницательностью, величайшим тактом Елизаветы Алексеевны. Многие лицеисты были с первого взгляда влюблены в нее. Но Пушкин был поэтом, не просто поэтом, он был Русским гением – а гений и любит по-иному, и чувствует иначе. И чувства его обострены, и поступки его непредсказуемы… Потому вполне понятны и «трагические мотивы» в его творчестве, вызванные этой еще по-мальчишески безрассудной, но уже по-взрослому всепобеждающей любовью.

И рождались строки:

Толпою нашею окружена,

Приятным, сладким голосом, бывало,

С младенцами беседует она.

Ее чела я помню покрывало.

Недавно, обольщен прелестным сновиденьем,

В венце сияющем, царем я зрел себя;

Мечталось, я любил тебя –

И сердце билось наслажденьем.

Я страсть у ног твоих в восторгах изъяснял,

Мечты! ах! отчего вы счастья не продлили?

Но боги не всего теперь меня лишили:

Я только – царство потерял.

Юношеская влюбленность – особая влюбленность. Тут нет компромиссов. Известно отношение Пушкина к императору. Известны его стихи…

Воспитанный под барабаном,

Наш Царь лихим был капитаном:

Под Австерлицем он бежал,

В Двенадцатом году дрожал!

Зато он фрунтовой профессор!

Но фрунт герою надоел –

Теперь коллежский он асессор

По части иностранных дел.

Но только ли возмущение по поводу царствования? А быть может, Пушкин в то время был еще достаточно далек от политики и занимали его совершенно другие мысли? Мысли о том, как поступал император со своей супругой? Именно этого он не мог понять и принять? Ведь его мысли могли быть и таковыми – она, совершенство, божество, любит его, а он фактически бросил ее. Их супружество оставалось лишь внешним, поскольку царствующие особы ограничены в своих действиях в этом направлении. Юношеская ревность к тому, кого любит возлюбленная, сменилась ненавистью… Биографами было найдено письмо, по понятным причинам не отправленное, в котором юный Пушкин обещал убить императора за этакое его отношение к супруге. Но впоследствии, когда прошло время, и главное, когда императора уже не было в живых, во всяком случае, не было на престоле, когда уже было известно, что в последние годы царствования он неожиданно повернулся всей душой к супруге, вдруг, совершенно вскользь, промелькнули строки, на которые историки не обратили внимания. Эти строки появились в 1833 году в «Медном всаднике»:

…Народ

Зрит божий гнев и казни ждет.

Увы! все гибнет: кров и пища!

Где будет взять?

В тот грозный год

Покойный царь еще Россией

Со славой правил…

Со славой правил… Эта строка говорит о том, что в юношеской эпиграмме было все-таки больше личного, была обида за возлюбленную хоть и недосягаемую, но боготворимую и поэтически обожествляемую, о которой он сказал «которая была мне в мире Богом». Это строка из Элегии («Я видел смерть…»):

Я видел смерть; она в молчанье села

У мирного порога моего;

Я видел гроб; открылась дверь его;

Душа, померкнув, охладела…

Покину скоро я друзей,

И жизни горестной моей

Никто следов уж не приметит;

Последний взор моих очей

Луча бессмертия не встретит,

И погасающий светильник юных дней

Ничтожества спокойный мрак осветит.

…

Прости, печальный мир, где темная стезя

Над бездной для меня лежала –

Где вера тихая меня не утешала,

Где я любил, где мне любить нельзя!

Прости, светило дня, прости, небес завеса,

Немая ночи мгла, денницы сладкий час,

Знакомые холмы, ручья пустынный глас,

Безмолвие таинственного леса,

И все… прости в последний раз.

А ты, которая была мне в мире Богом,

Предметом тайных слез и горестей залогом,

Прости! минуло все… Уж гаснет пламень мой,

Схожу я в хладную могилу,

И смерти сумрак роковой

С мученьями любви покроет жизнь унылу.

А вы, друзья, когда, лишенный сил,

Едва дыша, в болезненном боренье,

Скажу я вам: «О други! я любил!..»

И тихий дух умрет в изнеможенье,

Друзья мои, – тогда подите к ней;

Скажите: взят он вечной тьмою…

И, может быть, об участи моей

Она вздохнет над урной гробовою.

1816

Элеонора Лебедева в «Тайнах и преступлениях» раскрывает еще один удивительный факт…

Она пишет, что горькая ирония состоит в том, что Пушкин «женился на дочери той, что когда-то причинила боль обожаемой Государыне».

Вот это загадка! Посмотрим пояснение.