Русские государи в любви и супружестве - Николай Федорович Шахмагонов

Дмитриевна. Но почему же у них не только не произошло охлаждения, а, напротив, историк Александр Нечволодов называл их союз примером для всех последующих поколений. Не охладел к своей супруге рано женившийся Иоанн Васильевич, нареченный Грозным. Слуги темных сил отняли у него любимую жену, о которой он скорбел до самой смерти, хотя и вынужден был жениться, прежде всего, ради наследников престола.

Тут более подходит то, что доказывает в своей книге Геннадий Гриневич, причем доказывает более чем убедительно, растолковывая доподлинно, как проводил расшифровку тайнописей Феодора Козьмича.

Александр стал править, а супруга его стала путешествовать.

Биографы приводят фразу императора: «Чтобы любить женщину, ее надо немножко презирать, а свою жену я слишком уважаю».

Видимо, имеется в виду любовь в либерально-демократическом понимании. Недаром Благословенного иногда называют едва ли ни первым либералом. Эта теория развивалась медленно и достигла апогея на рубеже XIX и XX веков. Учение Владимира Соловьева, которое восприняли слишком близко Александр Блок, Андрей Белый и другие поэты, нанесло им же самим, точнее, их личной жизни, большой вред.

С 27 сентября 1814 года по 9 марта 1815 года проходил Венский конгресс. Под таким наименование осталась в истории общеевропейская конференция, призванная подвести итоги эпохе наполеоновских войн.

Молодая писательница София Привалихина, автор книги, посвященной Елизавете Алексеевне, так показывает Вену тех лет:

«Вена в 1814 году была третьей из крупных столиц Европы и только немногим уступала по размерам и числу жителей Лондону и Парижу. Население Вены насчитывало 240 тысяч жителей. Это был оживленный, хотя и неплотно застроенный город с многочисленными лужайками и аллеями, отделявшими городской центр от пригорода, в разных частях которого обосновалось в своих дворцах с садами дворянство; там же размещались и монастыри, а также бедные кварталы и первые индустриальные районы…»

То есть, это был город, в котором можно было великолепно провести время. На это и рассчитывал император, нареченный Благословенным. А он в то время был в расцвете сил и в расцвете славы, которую принесли ему победы Русской армии, столь нелюбимой им.

Известный русский военный историки Антон Антонович Керсновский с сожалением отмечал: «Могучий и яркий патриотический подъем незабвенной эпохи Двенадцатого года был угашен Императором Александром, ставшим проявлять какую-то странную неприязнь ко всему национальному русскому. Он как-то особенно не любил воспоминаний об Отечественной войне – самом ярком Русском национальном торжестве и самой блестящей странице своего царствования. За все многочисленные свои путешествия он ни разу не посетил полей сражений 1812 года и не выносил, чтобы в его присутствии говорили об этих сражениях. Наоборот, подвиги заграничного похода, в котором он играл главную роль, были оценены им в полной мере (в списке боевых отличий Русской армии Бриенн и Ла Ротьер значатся, например, 8 раз, тогда как Бородино, Смоленск и Красный не упоминаются ни разу)».

В 1814 году автор многотомной Истории наполеоновских войн генерал-лейтенант Александр Иванович Михайловский-Данилевский записал в своем дневнике: «Непостижимо для меня, как 26 августа 1814 года Государь не только не ездил в Бородино и не служил в Москве панихиды по убиенным, но даже в сей великий день, когда все почти дворянские семьи России оплакивали кого-либо из родных, павших в бессмертной битве на берегах Колочи, Государь был на балу у графини Орловой. Император не посетил ни одного классического места войны 1812 года: Бородино, Тарутина, Малоярославца, хотя из Вены ездил в Вагрмаские и Аспернские поля, а из Брюсселя – в Ватерлоо».

Император сделал все, чтобы в Париже победоносные Русские войска, сыгравшие главную роль в разгроме наполеоновских банд и освободившие Европу, чувствовали себя не победителями, а униженными и оскорбленными.

Антон Антонович Керсновский в своей знаменитой «Истории Русской армии» рассказал в книге: «При вступлении войск в Париж произошел печальный случай. Александр Первый повелел арестовать двух командиров гренадерских полков “за то, что несчастный какой-то взвод с ноги сбился (вспоминал Ермолов). Хуже всего было то, что Государь повелел арестовать этих офицеров англичанам. Распоряжение это возмутило всех, начиная с великих князей. Тщетно старался Ермолов спасти честь Русского мундира от этого неслыханного позора”. “Полковники сии – отличнейшие из офицеров, – молил он Государя, – уважьте службу их, а особливо не посылайте на иностранную гауптвахту!” Александр был неумолим; этим подчеркнутым унижением Русских перед иностранцами он стремился приобрести лично себе популярность среди этих последних (ненавидевших русских), в чем отчасти и успел».

Ну так, а как же иначе? Он ведь воспитывался в Англии. Еще одно подтверждение тому, что Геннадий Гриневич прав. Это ли не косвенное, да еще какое подтверждение, что на русском престоле находился случайный человек, который резко отличался от любого из великих князей, царей и императоров России, кроме разве что Петра Третьего.

Характерными были в те времена для русского государя и постоянные либеральные вихляния, и малодушие в дипломатии. Многие биографы, историки, исследователи пытались понять, что происходило с императором Александром Первым в начальные годы его правления. Они рассматривали того, кто находился на русском престоле, как Александра Павловича, рожденного и выросшего великим князем и воспитанного в великокняжеском духе, то есть подготовленного к нелегкому жребию русского государя. А жребий государя в то время очень и очень нелегок, и было бы несправедливо утверждать, что каждый, кто рожден в августейшей семье, стремился непременно занять высший пост в государстве. Известно, к примеру, как было воспринято известие о том, что ему надлежит в скором времени ступить на престол российских царей, великим князем Николаем Павловичем и его супругой Александрой Федоровной.

Но если вернуться ко времени, названному «дней Александровых прекрасным началом», и подробно рассмотреть его деяния, начало покажется далеко не прекрасным.

«Я не виноват в Аустерлице»

Биографы считали, что Александр прибыл к армии перед Аустерлицким сражением за славой полководца и хотел получить ее без промедлений. Он не учитывал, что Кутузов – это не Суворов. Суворов с испытанным девизом «С нами Бог!» атаковал неприятеля в любом положении, разумеется, атаковал взвешенно, продуманно, но стремительно и дерзко. Его гениальный ум непревзойденного полководца позволял навязывать свою волю даже многократно превосходящему противнику. Перед ним любые полководцы, его современники, немели, ну, наверное, так, как зверушки перед смертельным ударом кобры. Победить Суворова было невозможно, и никому не удавалось даже противостоять его решительным – быстроте и натиску.

Кутузов – полководец иного рода, полководец, который придерживался иной тактики, который был значительно осторожнее. Его победы тоже были блистательными, но шел он к ним своим, особым путем. Да и войска были не те, или не совсем те. Все-таки прошло время после побед