Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

решил навестить миссис Безант, зная, что она только что оправилась после болезни. Я послал ей визитную карточку. Она сразу же вышла. Поскольку я намеревался только засвидетельствовать свое уважение к ней, я сказал:

– Знаю, вы чувствуете себя не очень хорошо, и хочу лишь засвидетельствовать вам мое уважение. Очень благодарен, что вы настолько добры, что приняли меня, несмотря на плохое самочувствие. Не буду больше беспокоить вас.

И ушел.

XXI. Устраиваюсь в Бомбее

Гокхале очень хотелось, чтобы я обосновался в Бомбее, работал там в качестве адвоката и помогал ему в общественной деятельности. Общественная деятельность в то время означала работу в Конгрессе, а основной задачей учреждения, основанного при содействии Гокхале, было вести дела Конгресса.

Совет Гокхале пришелся мне по душе, но я не верил в свой успех на адвокатском поприще. Мне были слишком памятны прошлые неудачи, и я все еще, как отраву, ненавидел необходимость прибегать к лести, чтобы получить практику.

Поэтому начать я решил в Раджкоте. Кевалрам Мавджи Даве, мой давний доброжелатель, уговоривший меня в свое время ехать в Англию, сразу достал мне три дела. Два из них были апелляциями юридическому помощнику при политическом агенте в Катхиаваре. Третье было необычным, довольно серьезным и подлежало рассмотрению в Джамнагаре. Когда я сказал Кевалраму Даве, что не могу поручиться за успех дела, он воскликнул:

– Не думайте о том, выиграете или проиграете. Делайте, что в ваших силах, а я, разумеется, всегда помогу.

Адвокатом противной стороны был ныне покойный Самарт. Я неплохо подготовился. Нельзя сказать, чтобы я очень хорошо знал индийское право. Просто Кевалрам Даве основательно меня проинструктировал. Еще до отъезда в Южную Африку я слышал от друзей, что Фирузшах Мехта прекрасно разбирался в теории судебных доказательств и в этом секрет его успеха. Я помнил об этом и во время путешествия по морю тщательно изучил индийскую теорию судебных доказательств и комментарии к нему. Кроме того, мне пригодился адвокатский опыт, приобретенный в Южной Африке.

Дело я выиграл, и это придало мне некоторую уверенность в себе. Я не испытывал страха в отношении апелляционных жалоб, эти два дела также завершились успешно. Все это вселило в меня надежду, что, может быть, и в Бомбее я не потерплю неудач.

Но, прежде чем изложить обстоятельства, окончательно побудившие меня переехать в Бомбей, расскажу об одном случае, свидетельствующем о легкомыслии и невежестве английских чиновников. Суд юридического помощника постоянно переезжал из одного места в другое, а вакилы и их клиенты должны были повсюду следовать за ним. Каждый раз, когда вакилам приходилось уезжать, они брали за услуги дороже, а поэтому клиенты, естественно, несли двойные расходы. Но это мало беспокоило судью.

Апелляционная жалоба по одному из дел, которое я вел, должна была слушаться в Веравале, где свирепствовала чума. В этом местечке с населением в пять тысяч пятьсот человек регистрировалось до пятидесяти заболеваний в день. Местечко фактически опустело, и я поселился недалеко от города в покинутом дхармашале. Но где должны были искать себе пристанища клиенты? Если они были бедны, им оставалось только положиться на милость Божию.

Приятель, который тоже вел дела в суде, телеграфировал мне, чтобы я подал заявление о переносе присутствия суда в другое место, мотивируя свою просьбу тем, что в Веравале чума.

– Вы боитесь? – спросил сахиб, когда я подавал заявление.

– Дело совсем не в этом, – ответил я, – сам-то я, пожалуй, устроюсь. Но что будут делать мои клиенты?

– Чума прочно обосновалась в Индии, – заявил сахиб, – зачем бояться ее? А климат в Веравале хороший. (Сахиб жил далеко от города в роскошной палатке, раскинутой на морском берегу.) Люди, разумеется, должны научиться жить на открытом воздухе.

Возражать против подобных доводов было бесполезно. Сахиб все же отдал распоряжение ширастедару:

– Запишите, что сказал мистер Ганди, и, если это действительно неудобно для вакилов и клиентов, сообщите мне.

Сахиб честно делал то, что считал правильным. Откуда ему было знать о страданиях бедной Индии? Разве он мог понять нужды, нравы, взгляды и обычаи народа? И как мог он, привыкший оценивать вещи в золотых соверенах, начать считать на медные гроши? Подобно тому как слон бессилен мыслить по-муравьиному, несмотря на самые лучшие намерения, так и англичанин бессилен мыслить понятиями индийцев, а следовательно, и устанавливать законы для них.

Но возвращаюсь к своему повествованию. Несмотря на успехи, я подумывал о том, чтобы остаться в Раджкоте еще некоторое время. Вдруг в один прекрасный день ко мне явился Кевалрам Даве и заявил:

– Ганди, мы не потерпим, чтобы вы прозябали здесь, вы должны обосноваться в Бомбее.

– Но кто найдет мне там работу? – спросил я. – Будете ли вы помогать мне?

– Да, да, буду, – ответил он. – Изредка мы вас будем привозить сюда, но уже как известного адвоката из Бомбея, а подготавливать дела вы будете в Бомбее. Прославить или очернить адвоката зависит отчасти от нас, вакилов. Вы показали себя с хорошей стороны в Джамнагаре и Веравале, и поэтому я уже нисколько не беспокоюсь о вас. Судьба предназначила вас для общественной деятельности, и мы не позволим вам похоронить себя в Катхиаваре. Итак, скажите мне, когда вы переедете в Бомбей.

– Я жду перевод из Наталя, – ответил я. – Как только получу, немедленно выеду.

Приблизительно через две недели я получил деньги и отправился в Бомбей. Там снял помещение в бюро Пейна, Джилберта и Саяни. Получалось, что я прочно обосновываюсь в Бомбее.

XXII. Испытание судьбы

Я арендовал помещение в Форте и дом в Гиргауме, но Бог не позволил мне обосноваться там. Едва я переехал в новый дом, как мой второй сын, Манилал, который несколько лет назад уже перенес острую форму оспы, заболел брюшным тифом, сопровождавшимся воспалением легких и бредом по ночам.

Позвали доктора. Он сказал, что лекарства вряд ли помогут, но куриный бульон и яйца будут полезны.

Манилалу минуло всего десять лет, поэтому нельзя было руководствоваться его желаниями. Я же считал себя его наставником и должен был решать. Я объяснил доктору – очень хорошему парсу, – что мы вегетарианцы и я не могу дать сыну ни одно из упомянутых блюд. Может быть, он порекомендует что-нибудь другое?

– Жизнь вашего сына в опасности, – сказал добрый доктор. – Мы можем дать ему молоко, разбавленное водой, но это недостаточно питательно. Как вам известно, меня вызывают во многие индусские семьи, и нигде не отказываются от того, что я прописываю. Думаю, и вам не следует быть столь суровым по отношению к сыну.

– Все, что вы