Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)

можно и порознь, в предписании об этом ничего не сказано, так как нет приличия одному викарию представлять другого, ему равного. Полагаю, чтобы высокому гостю не было недоуменно, если мы приезжать к нему будем в слишком различное время, пожаловать вам ко мне и здесь решить, как удобнее соблюсти приличие».

18-го числа получил я записку от своего собрата, преосвященного Леонида, в которой он писал:

«Вчера в такую пору пришло письмо ваше, что ответствовать на него могу только ныне: эконом получил приказание шоры к вашему казначею отправить ныне же утром. Желаю, чтобы оказались удовлетворительными.

Вашему преосвященству и сыновне, и братски, и послушнически преданный…»

Записка эта требует некоторого изъяснения.

Когда я посвящен был в архиерея, то обратился к владыке митрополиту с вопросом: следует ли мне заводить другую пару лошадей, или я могу ездить в соборы на служение на одной паре? Владыка изволил ответить на это утвердительно: иначе, заметил он при этом‚ могут подумать, что старшему викарию позволено ездить четвернею, a младшему, видно, нет. «Со мной был таков случай, – присовокупил владыка, – приезжаю я из Петербурга в Москву на почтовых лошадях, a мои кони были еще в дороге; между тем мне на другой день надобно ехать в Кремль; я послал за лошадьми к викарию. Когда увидели купцы, что я еду по московским улицам четверней, начали говорить: видно, митрополиту запрещено ездить шестерней».

Другую пару лошадей мне приобрели скоро, но упряжи, какая обыкновенно употребляется при езде четверней, т. е. шор, скоро найти было нельзя. Поэтому я, зная, что на Саввинском подворье, у преосвященного Леонида, имеется две перемены шор, просил его снабдить меня лишнею переменою. И вот по этому-то поводу и была между нами взаимная корреспонденция.

20-го числа писал мне из Петербурга А. Н. Myравьев:

«Пишу впервые вашему преосвященству, яко владыке и отцу, и, разумеется, с покорнейшею просьбою, и не о двух рыбех, как бывало некогда, но ради великого вашего знания всех московских архивов, ибо я опять начал зaниматься Никоном и решился печатать первую часть, которая у меня почти уже готова. Прошу вас, во-1-х, напомнить отцу ризничему[112] о доставлении обещанной мне выписи из архива касательно присоединения Малороссии и писем гетмана к Никону и взаимно, a во-2-х, скажите на милость, куда могла деться связка о пришествии Макария в Россию, которой нет в Московском архиве, когда там отмечены самые незначительные приезды архиереев? Там нет связки o втором приезде Макария вместе с Паисием уже для суда. Не попались ли они по какому-либо случаю в вашу ризницу или в какой-либо другой архив московский, хотя бы юстиции. Сделайте милость, справьтесь и доставьте мне сведение не яко нынешний владыка, но яко бывший смиренный хартофилакс патриарший, a мне искренний приятель, в чем, надеюсь, не изменились.

В этом уповании остаюсь с искренним уважением и любовию…»

Ha это отвечал я от 27-го числа:

«Исполнение вашего поручения я возложил на преемника моего по званию хартофилакса[113]. Из доставленных им мне и при сем препровождаемой к вам записки вы изволите усмотреть все, что можно было сделать по вашему поручению.

От всего сердца желаю всем успеха в вашем новом историко-литературном предприятии. Вам не безызвестно, как много всегда интересовала и интересует меня личность и судьба великого Никона, в келлиях коего мне cyждено было провести ровно 9 лет.

При сем честь имею препроводить к вам несколько печатных экземпляров речей, сказанных при моем наречении и посвящении в епископа. Я писал в свое время в Петербург, кому следует, и посылал святые иконы, но речей не посылал никому. Если не признаете неприличным доставить при случае кому можно от моего имени по экземпляру сих речей, то благоволите сие исполнить; в противном же случае предоставляю оные в ваше полное распоряжение».

22-го числа писал я к родным ивановским:

«Пишу вам, возлюбленные мои родные, в новом сане, но с прежнею родственною любовию. Мое новое звание и служение да не внушает вам ни малейшего помысла o моем удалении и отчуждении от вас! Я останусь в отношении к вам тем же, чем и был, если только вы сами не изменитесь в отношении ко мне.

Я уверен, что вам, особенно тебе, любезная сестрица, утешительно было бы присутствовать при моем рукоположении, но, с одной стороны, при многочисленном стечении народа, видеть самое тайнодействие для вас было бы весьма затруднительно, a с другой – и мне в те дни было бы некогда заняться с вами. При удобном времени, когда вы будете у меня, я передам вам подробно все обстоятельства моего посвящения; а теперь посылаю вам несколько экземпляров речей, произнесенных при моем наречении и рукоположении в епископа».

24-го числа, в день великомученицы Екатерины, был в кремлевском Большом Дворце большой обеденный стол, к которому были приглашены наряду с высшими столичными чинами и все находившиеся в Москве архиереи; следовательно, и я удостоился этой высокой чести. Накануне этого дня, когда мы были, по обыкновению, вечером y митрополита с докладом, он сказал нам, чтобы мы завтра, в день царской трапезы, приехали часа в три пополудни к нему, на Троицкое подворье, в парадной форме, чтоб оттуда всем вместе ехать в назначенный час в Императорский дворец; при этом владыка прибавил, чтобы мы и рясы надели посветлее. Как сказано, так и сделано. В назначенный час (в 4 пополудни) явились мы во Дворец, где уже было множество гостей. Столы были накрыты в Александровском зале. Когда все было приведено в порядок и каждому из нас указано было свое место, в зал изволили войти государь с государыней и некоторые другие из царских особ, прибывших в Москву. По прочтении молитвы и по благословении митрополитом трапезы высочайшие особы заняли места насупротив нас, архиереев. Стол был, разумеется, обильный и роскошный. По окончании стола все перешли в Андреевский тронный зал и разделились на группы. Государь и государыня обходили эти группы и милостиво изволили разговаривать почти с каждым из приглашенных к столу.

29-го числа писал я в Муром теще Прасковье Степановне Царевской:

«Судя по тому окладу, какой назначен для меня в новом моем звании и какого я решительно не мог ожидать, я прихожу к тому убеждению, что это случилось не без особенного намерения Божия. В этом, очевидно, дается мне возможность быть полезным для бедствующих моих родных. И я, конечно, погрешу, если буду отказывать в необходимой помощи требующим.

На сей раз посылаю вам не более 50 pублей потому, что, по настоящим обстоятельствам моим, весь