Воины СВО. Воронежцы. Книга славы и памяти - Михаил Иванович Федоров

Показал фотографию:

– На фото слева Синица Александр. Он на протезе. Подорвался. У него орден Красной Звезды. Я – у меня медаль «За боевые заслуги», замком разведвзвода. Командир разведвзвода, награжден тремя орденами Красной Звезды Шаталов Сергей Семенович и Мартынов Эдуард, у него медаль «За отвагу».

Вот сидели, встречу отмечали. И у Шаталова: «А к нам не хочешь?» Он: «Меня же комиссовали. Не годен к строевой». – «Да ты скажи: хочешь или не хочешь?» – «Хочу». – «Ну, чтоб завтра в 10 часов был на ВВК (военно-врачебной комиссии)». А жена одного из пограничников заместитель председателя этой ВВК. И он прошел и служил в погранвойсках на афганской границе.

– Вы сказали: при Шаталове нормально…

Игорь Алексеевич:

– Он был грамотный. Благодаря ему мы выжили.

– Грамотность в чем выражалась?

– Со всего батальона разрешали наводить артиллерию, мы ж впереди, только Сергею Семеновичу. Со всего батальона минометы, Сергею Семеновичу! Авиацию – Сергею Семеновичу! Он был лейтенант, получил старшего лейтенанта при мне, а командир батальона, замкомандира батальона – только Сергею Семеновичу. Никому не доверяли. Если нет авианаводчика, то Сергей Семенович. Вертолеты, самолеты, все он. А воевали каждый день, через день. И вот когда его ранило – в зеленую зону заходили. В лес. Дали нам сапера. То ходили без сапера, а в этот раз дали. И был сапер с нами. Остановились мы, а командир взвода идет в основной группе. Впереди идет головной дозор. Там идет замкомвзвода. Любой, кто замкомвзвода, тот там и ходит. И получилось, что в головном дозоре я почти два года проходил, двадцать один месяц. Как говорят: с «молодости» и до «старости». И если что-то непонятно или что-то насторожило: присели. То есть присели, заняли боевую оборону. Круговую. А я вижу, что они сели. И подхожу: чего сели? Что насторожило? Что там смутило? Чего вы? И вот он пришел тоже. А в зеленке не видно, куда идти. Ну 20 метров перед собой видишь, 30 метров, 50. Он пришел: «Чего?» Ему: «Да вот так. Куда нам теперь идти?» Туда или левее взять. И пока они разбирались, а он карту смотрит: левее взять или правее. Там канавы, арыки. А сапер тут топтался возле нас. И наступает на мину, она взрывается, он подлетает, отлетает нога. Всех грязью обкидало. Там грунт в лесу, похожий на наш. Землей, камнями. Семенычу попали осколки: буквально с ноги и до головы. И в глаз в том числе. Его посекло осколками. Остальных, с ним рядом были три-четыре человека, их только грязью забросало. И все, обсыпало землей. А Семеныча ранило осколками в глаз. В ногу. В руку и после этого его комиссовали… Саня Синица, – говорил про крайнего слева на фото, – он в другой раз подорвался. А подорвался он, я на всю жизнь запомнил число, 22 июня. Тоже мы ночью шли на гору. В горах было. Там Александр Македонский ходил. Посты его. Крепость Александра Македонского. Сашка был в другой группе. Мы взрыв услышали, а потом по рации: «Синица ранен»… А Эдик Мартынов, – говорил про четвертого на фото, – вместе с Саней призывался с Сургута в один день. Мы с Валеркой, мой кантемировский земляк, 19 октября 1985 года с Кантемировки, вернее, с Павловска, а они с Сургута тоже 19 октября. И Эдик раз, дернулся к Синице. Я придержал его. А не видно, куда. Уже не поможем, Саня пострадал. Эдик туда. Тихо идем. И когда дойдем, уже мы ничего не сможем сделать. Надо смотреть под ноги, мины. Ну и все. Мы дошли туда. Промедол был у меня. У командира был и у меня. А Семеныча к этому времени не было. Пришли туда. Саня потом рассказывает при встрече: «Я помню, ты пришел и жгут мне наложил». Перевязал его. Он: «Мне жгут наложили выше колена». А оторвало ступню. Жгут наложили выше колена. А я перевязал где положено. Я был смекалистый по медицинской части. Саня: «А я смотрю, они не туда вяжут. Ты же перевязал хорошо».

– То есть жгут нужно было ниже наложить?

– Да, я наложил ниже, сантиметров десять, где можно было наложить, от обрыва. И его же оперировали. Отрезают выше жгута. «А то, – говорит, – колена бы не было…»

– Бились с моджахедами…

– Конечно. В открытую они побаивались. В трудную минуту они как бы трусили, так сказать. Но воевали. А если слышали, что их давят, все, уходили.

– А было ночью наскочат, вырежут?

– Думаю, это байки. Такого не слышал.

– Ну, а первая смерть? «Я убил»…

Игорь Алексеевич:

– Надо перебороть себя. Помню первый выход, в горах. Один моджахед с пулеметом остался. Они отходят. У них же там городки, кишлаки. Он с пулемета прикрывал, но мы его ранили со ствольного гранатомета. Бах, и у него стопа отлетела. Мы же там в головном дозоре. И его отбросило при взрыве от пулемета. Он лежит раненый, мы к нему подобрались. Перестал стрелять. Значит, попали. А он лежит и: «Дуст». Дуст по-афгански: друг. «Я друг». Мы: «Какой же ты друг, если в нас стрелял». А его от пулемета откинуло, а хочет пулемет взять… Ну, мы выпустили по магазину. Втроем. То есть три человека патронов шестьдесят. Мы в него разрядили, а он после этого еще застонал и перевернулся… Лежал на спине. Это дает как бы… Ты же видишь, что ты убил. Когда ты стреляешь в лесу, не видишь, попал не попал, а это вот в упор. Разрядили, а он стонет и переворачивается… И ты видишь, как умирает…

– Тут либо он тебя, либо ты его…

– Война, это не шутейное дело… Дослужился до замкомвзвода. Каждый месяц будет считаться за три, когда станешь уходить на пенсию. Когда вернулся, я – учитель. А учителю этот срок не идет в стаж. Там только педагогический. И я понял, что надо идти в милицию.

– А конкретно, как получилось уйти?

– Да с замполитом райотдела в футбол вместе играли. Он и подтянул. Я работал учителем и проходил комиссию. Пошел в милицию сначала в инспекцию по делам несовершеннолетних, у меня же педагогическое образование. Вскоре перевели в уголовный розыск. Закончил Волгоградскую высшую школу милиции и последние семь лет до выхода на пенсию был начальником уголовного розыска.

– Самая тягловая работа…

– В 2002 году ушел… Начальник новый пришел, и я его Вовкой называл. Я с рапортом на отпуск, а он: пиши на увольнение… Я