Личные песни об общей бездне - Виктор Станиславович Коваль

иностранца равносильно самоубийству. На турка я не похож, но неизвестно, может быть, русский для шведов — хуже турка, особенно учитывая недавнее всплытие нашей подводной лодки у шведских берегов. Вся Швеция на ушах стояла — русские плывут! Конечно, меня мог выручить полицейский. Так ведь ни одного!

Ну что ж, если нет другого выхода, тогда надо рисковать — обращаться к прохожим. Глядишь, за голландца какого-нибудь и сойду! — у шведов с голландцами вроде бы нет никаких серьёзных проблем, таких как, например, с датчанами и поляками. Датчане — соседи, с ними всегда бывают какие-то свары, а поляки незаконно заселяют Швецию, пересекая на моторках Балтийское море.

Выбрал я мужика вне толпы (он отстал от своей кодлы, ботинок завязывал), спрашиваю, как добраться туда-то и туда-то. А он, оказывается, не ботинок завязывал, а выворачивал из мостовой булыжник, оружие пролетариата. Поднял — швырнул в витрину. Та только треснула, выстояла. Наверное, делают их тут с учётом булыжника.

— А почему ты со мной по-английски говоришь? — недовольно спросил мужик.

— По-шведски не умею.

— Голландец? Поляк?

Скажу «голландец», а он вдруг со мной по-голландски заговорит? Как я ему отвечу? Получается так, что и истина, и обман одинаково чреваты для меня нежелательными последствиями. Но обман к тому же ещё и унизителен. Надо сознаваться.

— Русский, — говорю я, — рашен.

— Рашен? — крикнул мужик. И ещё громче, в сторону своей кодлы: — Риск, риск!

Так я воспринимал звучание шведского слова, означавшего «русский».

Подвалила кодла, все — разномастные, в том числе и белокурые бестии, крепко поддатые и свирепые. Тут мне и крышка — так подумал я и, к счастью, ошибся.

Шведы дружески хлопали меня по плечу, пожимали руку, девушки — обнимали: «Риск, риск!», радуясь моей русскости, как своей собственной. Так оно в действительности и было: «Мы — русские!» — гордо заявляли они все разом и затем, перебивая друг друга, пытались растолковать мне некоторые тёмные для меня места из шведской истории. История сводилась к тому, что они — это мы, а мы — это они. Русские!

Мимо проезжал трамвай. Мы его остановили, встав поперёк рельсов. Иных, кроме нас, желающих садиться в такой трамвай не было. Поэтому ехали мы без остановок, точно до нужного мне места, наблюдая из окон панораму огромного города. За окнами что-то горело, по-моему не автомобили. (Это с ними случится потом, в том же Гётеборге в 2001 году, во время выступлений антиглобалистов в знаменитой серии Гётеборг — Прага — Генуя.)

Мои любезные провожатые, «русские шведы», пели песни народов мира, пили пиво из баночек. Разумеется, от угощения я не отказывался. Когда спели «Yellow submarine», мы заговорили о нашей подводной лодке. «Вся эта возня — всего лишь игры милитаристов между собой. Нас с тобой эти игры не колышут» — примерно так сказали мои попутчики. (Кого «нас»? Русских шведов? Хиппарей? Анархистов? Потенциальных антиглобалистов?) Другие говорили иначе: это — неопознанный летающий, то есть плавающий, (swimming) объект! USO! В результате я в таком дружеском сопровождении добрался до нашей базы целым и невредимым.

Тимур сказал, что никаких беспорядков в городе они не заметили. Возможно, из-за того, что ехали в такси с затемнёнными окнами, дремали. И на моё отсутствие они также не обратили внимания: «Свободный человек, решил погулять в одиночестве».

Из всего со мной случившегося я делаю два давно очевидных для всех вывода. «Надо говорить правду» и «Риск — благородное дело». Лучше, конечно, сидеть дома, не рисковать. Не зависеть от тёмных мест чужой истории. А всегда ли — тёмных мест? А всегда ли — чужой истории? Всегда ли — истории в смысле науки? Вот вы сели в автобус до «Динамо» или в электричку до Дегунина, а из этого уже и получается история — печальная, забавная, обыкновенная.

Мафиози в Лондоне

В Лондоне меня поселили к сотрудницам Ай-Си-Эй — Института современного искусства — двум девушкам левых убеждений: Маргарет Тэтчер они называли змеёй, а про плохих людей говорили: «Эти капиталистические свиньи». Мне они строго сказали: «Оставь это себе!» — когда я, как благодарный гость (в Москве научили), подарил им баночку с красной икрой, — это же — рыбьи яйца! Как мне показалось — с брезгливостью сказали, в смысле «змеиные». Потом сообразил — вегетарианки. Воинствующие.

Так что, в отличие от некоторых моих коллег, спавших на аристократических перинах, мне пришлось спать на «демократической» раскладушке. И — в районе, имевшем, по словам местных англичан, мафиозную репутацию. Не с простыми бандитами, а с настоящими мафиози — сицилийскими. Их я мог видеть в сицилийском — судя по названию — ресторанчике прямо у дверей моего английского дома. Обыкновенные люди, сидят, тихо разговаривают. Я подумал: «Ты их не тронешь — и они тебя не тронут».

В день отъезда пришлось мне крепко понервничать. Как обычно: времени в обрез, но молнии на чемодане лопаются именно в это время. Хозяек нет, ушли в Ай-Си-Эй. Прощаясь, сказали: «Запрёшь обе двери, а ключи повесишь в потайное место» (показали). Так, а где эти ключи сейчас? И носки! Надо не забыть носки под раскладушкой. Некрасиво получится, если останутся. В общем, обычная предотъездная лихорадка.

Вдруг звонок в дверь — баптисты! Точнее — иеговисты. Пришли с религиозной литературой и с разговорами о Боге. Всё — некстати и не вовремя! «Эти книги пусть останутся у вас, — сказали баптисты, — это наш подарок!» Вот обрадовали! Ну а как к такому подарку отнесутся мои хозяйки — атеистки? Воинствующие! Это же ведь хуже носков. Я им, баптистам, объясняю, что я человек тут случайный, мол, не при ваших делах, живу не здесь, а там — далеко, за многие тысячи километров отсюда! «А какое это имеет значение?» — возразили мне баптисты, вполне разумно и доброжелательно. Думаю, что же им такое сказать, чтобы они убрались со своей литературой? Что Бога нет? Нельзя — начнутся разговоры, агитация. Вот я и сказал им, что я — ортодокс, не терпящий никакого сектантства! Что тут началось!.. Конечно, некрасиво получилось, но — результативно.

Хорошо, первая дверь заперлась без труда, но вторая — решётчатая, с двумя запорами — с верхним и нижним — ни в какую. Ну никак не запирается — ни тут, ни там. И главное — как же я потом эти ключи в потайное место повешу — если меня из своего ресторана мафиози просекают — сидят развалясь, покуривают, краем глаза наблюдают, как я у двери корячусь.

Наконец один из них подошёл ко мне:

— Дай-ка сюда (give me the kies), — взял у