Карнавал Безумия. Хроники саморазрушения в стиле панк - Миша Бастер

Своим появлением рок-самиздат обязан проникновению в Советский Союз западной музыкальной культуры. В брежневские времена рок-музыка была в целом под негласным запретом. Если, скажем, фильмы Феллини, Антониони и Бергмана в 1970-е годы хоть и ограниченно, но шли в советском кинопрокате, то даже Pink Floyd, Led Zeppelin и Deep Purple тогда у нас, в общем, имели хождение только в подполье. Запрет на рок стал особо строгим в 1984 году при генсеке Черненко, когда, по сути, за подпольные рок-концерты можно было загреметь в тюрьму, формально – за «незаконную коммерческую деятельность». Рок-музыку не передавали по радио, а в официальной прессе про неё писали только в негативном ключе. Так что спрос на реальную информацию о «враждебном советской идеологии явлении» в обществе был большим, и ещё в 1977 году в Петербурге появился первый рок-самиздат. Это был журнал «Рокси», который изначально создавался при активном участии БГ и «главного советского битломана» Коли Васина. Позднее, в 1985 году, появился второй крупнейший питерский рок-самиздатовский журнал «РИО», который издавал Андрей Бурлака. «Рокси» был более концептуально-эссеистический журнал, а ««РИО» наоборот – более информативный: Бурлака исстари имел склонность к энциклопедизму. И если для «Рокси», по сути, существовали только «Аквариум», «Зоопарк», «Кино» и «Алиса», то Андрей Петрович исследовал мельчайшие питерские группы, которые были в музыкальном плане иногда даже интереснее, чем все эти «киты и кашалоты». Его «РИО» педантично отслеживал абсолютно все изменения в составах групп и все концерты, проходившие в Северной столице.

В Москве же рок-самиздат появился в самом начале 1980-х. Изначально активисты МИФИ на Каширке решили обзавестись собственным журналом со статусом студенческой стенгазеты. Так появился машинописный журнал под названием «Лицей». Его редактором стал Дмитрий Врубель, будущий автор граффити «Братский поцелуй» с изображением Леонида Брежнева и Эрика Хоннекера на Берлинской стене перед самым её сносом. Но это произошло уже позже, в 1989-м. А в эпоху журнализма при МИФИ Врубель был очень скромным, закомплексованным и застенчивым человеком, совершенно некоммерческим. В журнале у него писали в основном про художников и поэтов. Параллельно в «Лицее» стала формироваться рок-секция, наиболее ярким представителем которой и был будущий автор книги «Время колокольчиков» Илья Смирнов. Ещё в 1976 году он основал леворадикально-неомарксистскую организацию «Антарес», где культивировались опасные «Красные бригады» и RAF, из-за чего неоднократно имел беседы в КГБ. В 1981 году Илья и его единомышленники стали ощущать, что рок-музыка в рамках Советского Союза – это гораздо более актуальное, действенное, эстетически сильное культурное явление, нежели литература и живопись. Они стали делать на ней акцент и так с Димой Врубелем и разошлись. После ухода из «Лицея» Смирнов и несколько других фигур тогдашней самиздатовской журналистики стали делать рок-самиздат «Зеркало». У «Зеркала» в 1981 году вышло всего четыре номера. В каждый вставляли большую концептуальную статью про одну из важных отечественных рок-групп того времени. В четвёртом номере были материалы про группы «Мухомор» и «Последний шанс» – с акцентом на её участника Сергея Рыженко и его сайд-проект «Колесо». «Колесо» и выросший из него «Футбол» тогда считались в наших кругах пионерами московского панка, но об этом потом.

До пятого номера «Зеркала» дело не дошло: на стол к ректору МИФИ лёг большой жёлтый пакет из КГБ с четвёртым номером внутри. Никаких комментариев к «посылке» не было, но ректор всё понял, и журнал «Зеркало», формально выходивший в статусе стенгазеты молодежного клуба МИФИ «Рокуэлл Кент», был закрыт и запрещён. Смирнов и сотоварищи ушли в глубокую конспирацию, создав уже независимый от МИФИ журнал «Ухо». А ещё один активист при клубе «Рокуэлл Кент» по имени Пит Колупаев – будущий организатор легендарного Подольского рок-фестиваля – попытался в открытую выпускать прямо в МИФИ рок-журнал «Око», быстро прикрытый возмущённым такой наглостью КГБ.

М. Б.: Тут, кстати можно вспомнить американские музжурналы East Village Eye и Ear Magazine – чем тут считать названия «Ухо» и «Око», кальками или аллюзиями, личное дело каждого.

С. Г.: «Ухо» Илья Смирнов создал в 1982 году – изначально при участии Артёма Троицкого, Евгения Матусова и Ильи Кричевского, фактически входивших ещё в команду прикрытого «Зеркала». Название придумал Троицкий, и под ним этот подпольный зин продержался до начала 1984 года, когда Смирнову вынесли прокурорское предупреждение о недопустимости издания незарегистрированного журнала. Через год после ликвидации «Уха» появился следующий московский рок-самиздат – журнал «Урлайт». Новое издание приходилось делать очень конспиративно. Матерый подпольщик Илья Смирнов был единственной фигурой, кто знал всех сотрудников, а все статьи там выходили без подписи или под дикими псевдонимами типа «Шизомуил Параноев». Чтобы его стиль не узнали в КГБ по стилистической экспертизе, Смирнов писал туда свои тексты на английском языке, а затем просил соратников, включая меня, переводить на русский. Журнал издавался фотоспособом – чтобы «накрыть» какую-либо пишущую машинку было почти невозможно. Фотоплёнка состояла из 36 кадров. Обычно крайние кадры засвечивались, поэтому «Урлайт» печатался на 30 листах, попадавших на кадры посередине пленки. Далее она отправлялась отправлялась «в народ»: «прояви и отпечатай 30 страниц, потом передай товарищу». Маленькие фотолистики формата А6 обычно упаковывались в пакеты из-под стерилизованного молока. Любопытно, что в те времена в СССР существовал ещё и футбольный самиздат, издававшийся подобным образом. По-моему, как раз оттуда Смирнов и сотоварищи эту технологию и позаимствовали…

М. Б.: Конспирация соблюдалась? Ведь это как бы мем уже про ту систему и времена «кто же всё-таки стучал»? В 1982–1983 годы случилось дело Сысоева, «Мухомора», дело феминистического самиздата «Мария», религиозная литература, которая обернулись издателям сроками и ответственностью. Пострадали и кришнаиты, которые активно издавали литературу подпольно.

С. Г.: Повышенной осторожностью в те годы я не отличался: тянуло как-то эпатировать совковую серость. Я тогда работал в Архиве МГУ, находившемся в двух шагах от Кремля, в подвале под Библиотекой имени Горького, и вовлекал его сотрудников в рок-самиздат, в «Зеркало», и «Урлайт». Даже заведующий архивом Николай Васильевич Фролов, большой ценитель Кастанеды, существовавшего тогда только в машинописи, в результате печатался в «Зеркале»… Нам там выдавали как спецодежду черные сатиновые халаты. Своему халату, имевшему атласный оттенок, я изрезал ножницами полы а-ля ночной плащ арлекина, а на спине красной краской нарисовал череп с костями и написал под ним «No Quarter!» с аллюзией на Led Zeppelin. И демонстративно щеголял в таком виде по проспекту Маркса, худо-бедно пугая прохожих.

М. Б.: К «Урлайту» Смирнов меня привлёк, отыскав в базе данных журнала «Зеркало». На первую нашу встречу, происходившую у