Скотленд-Ярд. Самые громкие убийства, которые расследовала полиция Лондона - Саймон Рид

могилы оставили на ночь под охраной полицейского, а наутро переместили в гроб. Эта незавидная работенка досталась все тем же двум констеблям — им пришлось управляться с гниющей зловонной массой голыми руками[679].

Обыскав дом заново, полицейские обнаружили в гардеробном шкафу и комоде «немалое количество» дамской одежды, в том числе мехов. Несомненно, Кора взяла бы эти вещи с собой, если рассчитывала долгое время пробыть в Америке. Если же они принадлежали Этель, можно было предположить, что та покидала дом в спешке, поэтому оставила их. Пара пижамных штанов, найденных в комнате Криппена, подходила к пижамной куртке, обнаруженной рядом с останками. Пока Дью продолжал тщательно обследовать дом, найденные останки перевезли в ислингтонский морг под надзором Маршалла и прославленного специалиста — доктора Огастуса Джозефа Пеппера, хирурга-консультанта больницы Святой Марии, судебно-медицинского эксперта министерства внутренних дел[680].

* * *

Маршалл и Пеппер провели вскрытие вместе, в присутствии инспектора Дью и сержанта Митчелла. Выяснилось, что все кости удалены, однако найденные внутренние органы — «сердце, легкие, нижние 2½ дюйма трахеи, пищевод, печень, одна из почек, селезенка, желудок, поджелудочная железа» — казались вполне здоровыми и не позволяли сделать никаких предположений о причине смерти. «По исследованным мной останкам, — отмечал Пеппер, — я могу заключить, что при жизни их обладатель был человеком крепким, плотного сложения»[681].

По оценкам хирургов, тело провело в земле не больше нескольких месяцев (максимум восемь), так как жировые ткани в ходе разложения превратились «в своего рода густой суп, научное наименование которого — адипоцир» («трупный воск», «трупный жировоск»). Адипоцир способен предохранять внутренние органы от гниения; он вырабатывается при разложении жира во влажных условиях (в данном случае — среди сырой глины под полом рокового подвала)[682].

Период, который тело провело в земле, имел существенное значение: Криппены прожили на Хиллдроп-Кресент с 21 сентября 1905 года по 1 февраля 1910 года. Поскольку супруги обитали здесь больше четырех лет, а останки явно были погребены не более чем за восемь месяцев до обнаружения, напрашивался вывод: зловещая находка в подвале — туловище Коры Криппен. Если это не она, то кто же? И что случилось с ее головой, костями, руками и ногами?[683]

«Мы по сей день не знаем, каким образом преступник избавился от остальных частей тела и куда он их дел», — писал Дью. Инспектор полагал, что Криппен либо «сжег их в кухонной плите», либо выбросил в Ла-Манш по пути во Францию. Волосы, застрявшие в папильотке, лишь усиливали вероятность того, что студенистое «человеческое филе» на металлической каталке — это и в самом деле Кора. Осмотр темно-каштановых волос длиной до восьми дюймов показал, что когда-то их высветляли. Их длина и отсутствие среди них седых волос позволили Пепперу сделать вывод, что они принадлежали женщине, еще не миновавшей средний возраст. Кора здесь подходила: ей было 36 лет, когда она исчезла. «Мужчина часто красит седину в черный цвет, — отметил Пеппер, — однако не высветляет ее»[684].

Немалый интерес представлял кусок кожи размером семь на шесть дюймов. На нем имелись лобковые волосы, поэтому было очевидно, что это кожа с нижней части живота. Внимание Пеппера привлекла четырехдюймовая отметина на коже. «Позже я внимательно ее изучил, — рассказывал Пеппер. — Я провел над ней несколько часов. Это был явный шрам». Хирург «множество раз» делал операции на брюшной полости, поэтому был уверен, что шрам именно от хирургической процедуры. А ведь было известно, что в 1892 году Коре сделали гистерэктомию. Тем не менее врач решил получить независимое мнение и обратился к младшему коллеге по больнице Святой Марии — молодому патологоанатому по имени Бернард Спилсбери[685].

Один из старших сотрудников CID позже вспоминал, как занимался своим первым расследованием вместе со Спилсбери. «Труп был особенно неприятный, — отмечал он, — так как его изучали уже после эксгумации. Я вошел в комнату и увидел, что его разложили на столе, подготовив к осмотру. Я ужасно боялся, как бы не выставить себя дураком, сотруднику CID такое не к лицу. Так что закурил сигарету и попытался думать о чем-нибудь постороннем. Через какое-то время вошел сэр Бернард. Он дважды потянул носом, огляделся и сказал: „Прошу вас, не курите здесь, Джонсон, не надо. А то я не могу унюхать те запахи, которые хочу“. Потом он наклонился к трупу и стал прямо-таки упиваться его зловонием, словно это аромат какого-нибудь сада с розами»[686].

В 1910 году Бернарду Спилсбери, которого Time Magazine назовет «реальным преемником вымышленного Шерлока Холмса», было 33 года, и его карьера только-только начиналась. Наука с детства зачаровывала Спилсбери — не зря он был сыном химика. Типичные мальчишеские проказы вроде всяких лесных приключений и веселых потасовок бледнели в сравнении с теми долгими часами, которые он проводил в отцовской исследовательской лаборатории в окружении «предметных стекол, пробирок, бунзеновских горелок, пипеток». Джеймс Спилсбери, раздосадованный тем, что его собственная мечта стать врачом так и не сбылась, настаивал, чтобы сын выбрал себе профессию в области медицины. Бернард послушался отца. Он не был образцовым учеником, однако в 1896 году его все-таки приняли в оксфордский Колледж Магдалины. Свои три года в Оксфорде он провел примерно так же, как перед этим провел детство: почти ни с кем не общаясь, не производя на окружающих особого впечатления. «Я считал его человеком приятным, но весьма обыкновенным, — вспоминал один из оксфордских коллег. — И уж, конечно, я никак не ожидал, что он совершит нечто блистательное»[687].

Осенью 1899 года Спилсбери с дипломом бакалавра в руках перебрался в Лондон и начал учиться в Медицинской школе при больнице Святой Марии. Ему было 23 года. Вскоре его наставниками стали Пеппер, доктор Уильям Уилкокс и доктор А. П. Лафф — пионеры зарождавшейся «зверской науки» патологоанатомии. Работа с мертвецами вполне отвечала тихому нраву Спилсбери, любившего уединение, так что молодой человек весьма успешно занимался своими штудиями. В октябре 1905 года он получил полноценный диплом врача и стал работать в больнице Святой Марии постоянным ассистентом патологоанатома — под началом Пеппера[688].

Пеппер, совершенно уверенный в способностях своего молодого протеже, передал ему кусок кожи со шрамом, чтобы Спилсбери провел дальнейшее обследование. Так уж совпало, что Спилсбери всего за два года до этого, вняв предложению Пеппера, опубликовал результаты своих «узкоспециальных исследований шрамов и образования шрамовой ткани». Изучение образца под микроскопом показало, что по краям этой отметины имеются кожные железы, в середине же их нет, а значит, это и в самом деле шрам