250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

Между тем:

1) Ничьего доверия я не нарушал, так как среди других слухов сообщил редактору и этот слух, ходивший по городу и известный, между прочим, и генералу Струкову;

2) заметки об этом я не писал;

3) кто поместил эту заметку, я совершенно не знаю, так как выехал на следующее утро на фронт;

4) 14 месяцев нахожусь в действующей армии, вывозил из-под огня раненых, имею за это Георгиевскую медаль, был контужен и никогда никаких секретов не разглашал;

5) вменяемая мне в вину заметка, написанная не мною, была среди прочих заметок, тоже не моих, представлена в цензуру и цензурой разрешена;

6) возложение на меня ответственности за пропуск цензурой слуха, ходившего по городу и не мной распространенного, не могу считать справедливым.

Скорблю не столько о незаслуженной высылке, сколько о том, что без всяких оснований брошена тень на мою лояльность.

Сотрудник „Нового времени“ Алексей Ксюнин».

Носкову поручено узнать истину. На его запрос по прямому проводу Мочульский ответил: «Доверительно. Лично. Решению Совета министров предшествовало расследование. Насколько слышал, Ксюниным было разглашено сведение о Варне, несмотря на предупреждение генерала Струкова о невозможности его напечатания».

► Пустовойтенко ведет себя в отношении Носкова явно сухо – настолько, что тот уже сказал мне об этом. В своей политике в отношении печати Носков еще не разуверился. Я сообщил сегодня Пустовойтенко его переписку о «белых местах». Он очень возмущен, что Носков без его разрешения сует свой нос в чужое дело.

► Оказывается, мой доклад отдан был Алексеевым Борисову вовсе не для просмотра и внесения исправлении, а для хранения в особом архиве: только Алексеев и Пустовойтенко знают, что он отвергнут царем, сказавшим начальнику штаба: «Еще рано». Это было очень неприятно и для Алексеева, и для Пустовойтенко, но Борисов этого не знает; а Носков говорил мне, что он, Носков, отсоветовал Алексееву представлять подобный доклад и что начальник штаба вполне с ним согласился…

► Увидев, что Кондзеровский и Ронжин ездят встречать и провожать царя, и не желая ни лакействовать, ни давать почву для сплетен и интриг, что Пустовойтенко будто бы избегает царя, он просил Алексеева поставить эти поездки на вокзал явно и для всех определенно. Алексеев согласился с такой постановкой вопроса, и теперь официально будет сообщаться о присутствии на вокзале определенных лиц.

► К начальнику штаба обращаются разные высокопоставленные лица с просьбами взять на себя и то и се, чтобы привести в порядок страну, например, Родзянко просил его взяться за урегулирование вопроса о перевозке грузов. И постепенно, видя, что положение его крепнет, Алексеев делается смелее и входит в навязываемую ему роль особого министра с громадной компетенцией, но без портфеля.

► Какой здесь тихонький, скромный и очень простой Максимович, – совсем как в августе 1905 г., когда, завидев беспорядки на улицах Варшавы, он просто удрал в крепость Зегрже.

► Сегодня, в день своих именин, Алексеев получил икону Михаила Архистратига от… князя Михаила Михайловича Андроникова, прозванного в Петрограде «червонным валетом». Это – аферист высокой марки, придворный Хлестаков-Ноздрев; он сумел быть необходимым самым разнообразным людям и со всех и за все свои услуги получает хороший гонорар. Одному он помогает находить участников акционерного общества для эксплуатирования концессии, другому проводит устав промышленного товарищества или компании, третьему комиссионерствует по сдаче казенных заказов за границу и… удовлетворяя известную страсть Воейкова, постепенно приобретает популярность в определенном кругу и благоденствует. Еще воспитываясь в Пажеском корпусе, Андроников подавал надежды на дельца большой марки, не кончил курса и поселился в бедном отеле. Представляю себе положение Алексеева – икона ведь не подарок, ее и вернуть нельзя…

9-е, понедельник

В Новогеоргиевске мы потеряли более 100 000 человек и 700 орудий. Немцы стреляли из 10-дюймовых, а сами поражаемы не были, – вот основная причина. Вся армия отошла от крепости, предоставив ее самой себе. Немало объясняется паникой, охватившей гарнизон и население, все потеряли голову. Комендант генерал Николай Павлович Бобырь не внушал доверия к своим способностям, – послали генерала Шварца. Он ехал туда из штаба Северо-Западного фронта, как на верную смерть; когда он вышел из кабинета Алексеева, то много раз и тяжело прощался с окружающими, например с С.М. Крупиным – трижды; с дороги он дал телеграмму, что заболел. Этой болезни никто в штабе не поверил. В крепость он уже, таким образом, не попал и вернулся назад. Алексеев тревожно ждал исхода операции… Вдруг получается клок радиотелеграммы, посланной каким-то инженерным подполковником: «Мы погибаем, все сметено, все в панике…» Всякое сообщение прекратилось. Потом получилось сведение о сдаче… Алексеев был очень потрясен, сидел некоторое время, взявшись за голову, потом полтора часа молился у себя в комнате на коленях и вышел уже спокойный. Вообще, он укрепляет себя молитвой и молится истово, совершенно не замечая ничего окружающего; он всегда сожалеет, что вечерня такая коротенькая.

Блажен, кто верует, тепло тому на свете…

Когда крепость была уже на краю гибели, из нее вылетели восемь наших аэропланов. Один из них с летчиком Ливотовым попал в Барановичи, где и подвергся обстрелу из батареи при Ставке под командой капитана А.А. Савримовича…

► Теперь начальник штаба волнуется за исход операции VII армии, которая должна пройти через Румынию на помощь сербам; возможно, что она десантирует в Греции. Щербачев избран Алексеевым и царем из трех кандидатов. Наш генерал для поручений Искрицкий сейчас в VII армии и ежедневно доносит Алексееву о результатах своего осмотра войск и их материальной части.

Лорд Грей сообщил через нашего лондонского посланника графа А.К. Бенкендорфа телеграммой на имя начальника штаба, что такой его план об оказании помощи Сербии он вполне разделяет и находит лучшим из всех, бывших на рассмотрении союзников. Да, там надо ожидать событий в конце ноября, в начале декабря…

► Кондзеровский очень горд, что может распоряжаться кинематографом Скобелевского комитета в городском театре, и мягко-петушисто разыгрывает из себя театральное начальство.

► Вчера Пустовойтенко сказал мне: «Я уверен, что в конце концов Алексеев будет просто диктатором». Не думаю, чтобы это было обронено так себе. Очевидно, что-то зреет, что-то дает основание предполагать такой исход… Недаром есть такие приезжающие, о цели появления которых ничего не удается узнать, а часто даже и фамилии их не установишь…

Да, около Алексеева есть несколько человек, которые исполнят каждое его приказание, включительно до ареста в могилевском дворце… Имею основание думать, что Алексеев долго не выдержит своей роли около набитого дурака и