Пария - Энтони Райан

себя на бегу, постоянно проверяя, что Тория всё ещё рядом. «Иди, пока не доберёшься до ручья. Вдоль него иди до старой разрушенной фермы». Оттуда лежал предположительно прямой путь по открытой местности до Каллинтора, и на эту перспективу я смотрел совершенно без энтузиазма. В лесах я чувствовал себя как дома, мой разбойничий глаз на укрытия и на возможные места для засад возвращался по мере того, как стихала гроза и восходящее солнце открывало всё вокруг. Что породило искушение бросить всё сильнее выматывающую гонку и поискать укрытие среди деревьев – этот импульс я подавил с безжалостной настойчивостью. Я сбежал из худшей тюрьмы во всём Альбермайне не для того, чтобы вернуться к жизни в скитаниях по лесам.

Мы немного отдохнули, остановившись под укрытием самых больших деревьев, только чтобы хлебнуть воды и сунуть в рот еды. Никто не говорил, поскольку слова были бы излишни, но меня так и подмывало спросить Брюера об убийстве Хеджмана. Из общего между нами оставалась лишь преданность Сильде, а без неё мне оказалось сложно разгадывать его действия особенно потому, что его лицо ничего не выдавало, помимо напряжения от нагрузки и отрешённого взгляда, который происходит от горя.

Я целый день удерживался от этого вопроса, следуя за неустанным Брюером по берегу ручья. Мы бежали, а я держал ухо востро, выслушивая ритмичный топот копыт или лай собак. Я лелеял надежду, что лорд Элдурм решит, что обвал шахты забрал всех беглецов вместе с невезучими охранниками, но знал, насколько такой оптимизм опасен. Конечно, он был доверчивым идиотом, но уже самой попыткой побега мы запятнали честь его семьи. Ни один аристократ не сможет просто принять такое оскорбление, как бы ни погряз он в безнадёжной тоске по женщине, которой совершенно плевать на его существование. По меньшей мере он поискал бы выход из шахты, и, найдя его, обнаружил бы там труп с арбалетным болтом в голове. Его гончие быстро учуют наш след, ведущий в леса. По моим оценкам, у нас была фора часа в три, но люди на лошадях их быстро наверстают.

Дольше всего мы позволили себе отдохнуть, добравшись до древней разрушенной мельницы, которая стояла тут, должно быть, с первого Троецарствия. Если в форме заросших мхом камней ещё оставалось какое-то напоминание о прошлом назначении этого здания, то от некогда могучего колеса осталась лишь железная ступица, проржавевшая до неузнаваемости.

Мы укрылись в уголке за тремя обвалившимися стенами. Стоило нам остановиться, как Тория рухнула на четвереньки и быстро выблевала всю скудную еду, что сегодня съела, а потом откинулась на спину – грудь тяжело вздымалась, потное лицо уставилось в небо через путаницу ветвей. Говорить она не могла, но всё же умудрилась сердито посмотреть на меня, когда я, задыхаясь, проговорил:

– Если ты умрёшь, можно я заберу твой нож?

Я бросил мешок на землю и прислонился спиной к стене, намереваясь так стоять, пока не утихнет истощение. Но у ног было своё мнение на этот счёт, и они быстро подкосились подо мной. Я ошеломлённо лежал, окаменев от напряжения и страха, пока не вернулось немного сил, чтобы сесть.

Брюеру удалось стоять у стены, не падая. Я сидел и смотрел, как вокруг его потного лица кишат насекомые, и удивлялся, что он до сих пор тащил кирку на спине.

– Почему? – спросил я его. От вопроса его по-прежнему отрешённый взгляд на миг сфокусировался, хотя я не знал, это гнев или всего лишь скорбь.

– Потому что она попросила, – сказал он. – Когда начнём нашу миссию, моя роль будет в том, чтобы тебя беречь. Я не понял, что она имела в виду, но она заставила меня пообещать, что я буду тебя оберегать, что бы с нами ни случилось.

– Когда доберёмся до Каллинтора, – сказал я и застонал от напряжения, стараясь дотянуться до своего мешка, – можешь забыть об этом обещании. А если хочешь, считай себя свободным уже сейчас.

– Не тебе меня отпускать.

Я прекратил копаться в мешке, взглянул на него и увидел, что он по-прежнему не отводит глаз, и теперь смотрит ещё более сосредоточенно и целеустремлённо.

– Мне не нужен защитник, – сказал я, вызвав у него едкий смешок.

– Ты и правда был глух к истинам мученицы Сильды, – сказал Брюер. – «Познай себя превыше всех прочих», помнишь? Ты, Элвин Писарь, человек, которого другие всегда захотят убить. Я и сам бы тебя убил давным-давно, если бы она не запретила.

– Нет. – Я вернулся к мешку и достал единственное яблоко, которое сберёг для путешествия. – Ты бы попытался.

Я откусил от яблока, и это было прекрасно, рот наполнился жидкой сладостью. Я откусил снова и посмотрел на Торию, которая как раз поднималась.

– Держи, – сказал я, бросая недоеденный фрукт. – Пустой живот тебе сегодня не поможет.

– Очередной подарок его светлости? – спросила она, с сомнением глядя на яблоко, а потом заставила себя откусить. Меня беспокоило её осунувшееся лицо и согнутая спина, а вялость во взгляде говорила, что её тело уже на пределе. Да, она была сильной и гибкой, а годы труда закалили мышцы, но бежать вечно не может никто.

– От охранника, – сказал я. – За то, что написал письмо его возлюбленной. Ешь и хорошенько попей.

Я надеялся, что это время продлится до наступления вечера, Тория успеет отдохнуть и без неуместных сложностей сможет добежать до Каллинтора. Разумеется, судьба редко настолько щедра.

Восточный ветер донёс всего лишь едва слышный звук, который кто угодно легко пропустил бы за шелестом леса и птичьими трелями, но мой разбойничий слух оставался таким же острым, как и зрение. «Всё ещё далеко», предположил я, навострив уши, чтобы определить направление далёкого лая. «Но они идут по нашим следам».

– Гончие, – сказал я и поморщился, поднимаясь на ноги.

– Нихуя не слышу, – воспротивилась Тория, когда я наклонился, чтобы поднять её.

– Тогда тебе повезло, что слышу я, так ведь? Брось это. – Я вырвал мешок из её рук и отбросил в сторону. – Больше останавливаться нельзя. – Я встревожился ещё сильнее от того, что увидел на её лице. Настоящее истощение вероломно, оно лжёт своей жертве, нашёптывает обещания, которых не сдержит, притворяется, будто опасности нет, и с миром всё будет хорошо, если только ты полежишь ещё минутку. Я видел, как такие мысли мелькают в голове Тории, и это привело