Лейтенант Шмидт. Герой или авантюрист? (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

А потому Шмидт ехал на "Очаков" вовсе не для того, чтобы спасать заблудших (о том, как он будет их спасать, мы еще узнаем), а для того, чтобы раздуть искры восстания до всепожирающего пламени. То, что не удалось впоследствии переманить на свою сторону большую часть флота, вина, прежде всего, самого Шмидта.

Из материалов следствия: «Шмидт…сказал депутатам длинную речь. В этой речи Шмидт обрисовал положение всех министерств (?) в России…, говорил, что если так будет продолжаться дальше, то Россия погибнет… Относительно матросских требований, Шмидт сказал, что это чепуха, потому, что если они будут удовлетворены, то этим будет нанесен ущерб государству…» Что ж, при всем цинизме, В данном случае Шмидт все же был реалистом.

Ненамного отличаются от воспоминаний сына и строки Бориса Пастернака из той же героической поэмы "Лейтенант Шмидт". Такова уж сила искусства, что, несмотря, на явное стремление идеализировать своего главного героя, Пастернак нет-нет, да и пишет правду. Вот как описывает поэт, например, сборы "красного лейтенанта" на "Очаков":

"Мне тридцать восемь лет. Я сед,

Не обернешься, глядь – кондрашка".

И с этим об пол хлоп портлед,

Продернув ремешки сквозь пряжки.

И на карачках под диван,

Потом от чемодана к шкапу…

Любовь, горячка, караван

Вещей, переселенных на пол.

………………………………………………..

– Чухнин! Чухнин?

Погромщик бесноватый!

Виновник всей брехни!

Разоружать суда?

Нет, клеветник,

Палач,

Инсинуатор,

Я научу тебя, отродье ката, отличать

От правых виноватых!

Я, Черноморский флот, холоп и раб,

Забью тебе, как кляп, как клепку в глотку.

И мигом ока двери комнаты в разлет.

Буфет, стаканы, скатерть…

Что ж, Пастернак, возможно, сам того не желая, нарисовал весьма яркую картину сборов на войну "красного лейтенанта" с истерикой, битьем посуды и потоком самых грязных ругательств. Из песни, как говориться, слов не выкинешь!

* * *

Из воспоминаний сестры П.А. Шмидта Анны Избаш: "Когда он (Шмидт В.Ш.) подъехал, то он крикнул: «Скажите команде, едет Шмидт». Команда «Очакова» выстроилась вся во фрунт, он поздоровался с ними и принял командование. Как потом мне говорили матросы с «Очакова», отец, принимая командование, обратился к ним с речью, в которой говорил, что единственным их требованием должен быть созыв Учредительного собрания»…

Итак, 14 ноября Шмидт около 15.00 (по другим данным около 17.00) прибыл на борт крейсера «Очаков». Матросы встретили его громким «ура!», отдали Шмидту адмиральские почести. Шмидт от них, разумеется, не отказывается. Еще бы, о таком поклонении он мечтал всю свою жизнь!

Психическое состояние Шмидта в момент его прибытия на "Очаков" становится хорошо понятно из мемуаров его сына Евгения: "Вестовой внес на подносе два стакана чая. Следом за ним шел отец. Губы его еще дергались судорогами гнева, боли и отчаяния…"

Заметим, что, прибыв на "Очаков" Петр Петрович занял не какую-то обычную каюту, которые все на тот момент были пусты, и даже не весьма приличную каюту командира, а адмиральский салон. Это, конечно, мелочь, но мелочь характерная. После этого он приказывает в 15.00 построить команду на молебен по случаю тезоименитства императрицы-матери Марии Федоровны. Сам стоит на молебне с непокрытой головой и истово крестится. Зачем понадобилась Шмидту этот цирк, сказать не могу. Возможно, он просто не знал, чем занять слонявшуюся без дела деградирующую команду, возможно, чтобы создать иллюзию у Чухнина и других, что он взялся действительно навести на анархиствующем "Очакове" порядок и тем самым выиграть для себя еще какое-то время. Кстати на следующее утро при подъеме Андреевского флота, картина повторилась. Корабельный оркестр играл "Боже, царя храни", а Петр Петрович в благоговейном молчании стоял перед строем с обнаженной головой.

После молебна, по своему обычаю, Шмидт выступил с длинной речью перед матросами, в которой смело врал им, что у него все подготовлено. Его поддерживает Москва, Одесса и Ялта, а так же крепость и войска. Надо лишь дать утром условный сигнал – поднять красный флаг и дать 11 салютных выстрелов. Прибывшего на «Очаков» капитана 2 ранга Данилевского он также обманул, заверив, что у него лишь одна цель – успокоить команду и вернуть ее в подчинение офицерам. Одновременно он послал эмиссаров на корабли эскадры, для агитации к восстанию. Особо Шмидт мечтал захватить броненосец «Ростислав» с вице-адмиралом Чухниным. Это, по его мнению, сразу бы решило бы все проблемы.

Почему Шмидт считал себя вправе делать заявления за весь Черноморский флот, который на самом деле почти весь остался верен присяге? Не чем иным, как манией величия это не объяснить.

Вскоре из города Шмидту принесли телеграмму из Петербурга, которая его взбодрила: «Совет рабочих депутатов от имени петербургского пролетариата шлет горячий привет севастопольским солдатам и матросам, решившимся, следуя славному примеру потемкинцев, стать на борьбу за свободу и братский союз с рабочими. Да будут севастопольские события примером для солдат всей России…».

Взбодренный «поддержкой» из столицы, Шмидт тут же написал послание Чухнину: «В случае насилия со стороны казаков над мирным населением в городе, я буду вынужден принять решительные меры. Командующий Черноморским флотом гражданин Шмидт». При этом он попросил, чтобы эти слова были напечатаны в городских газетах. Нимб спасителя, как ему казалось, уже витал над его головой.

Трудно сказать, верил ли сам Шмидт в то, что говорил. Скорее всего, он об этом не думал, а действовал под впечатлением момента. В очерке Ф. Зинько о Шмидте говорится: «Экзальтированный, пораженный величием открывающихся перед ним целей, Шмидт не столько руководил событиями, сколько вдохновлялся ими».

Единственно, что реального сделал Шмидт вечером 14 ноября – это отправил Николаю II телеграмму ультимативного содержания: «Славный Черноморский флот, свято храня верность своему народу, требует от вас, государь, немедленного созыва Учредительного собрания и перестает повиноваться вашим министрам. Командующий флотом гражданин Шмидт».

Разумеется, телеграмма, это ни что иное, как самый примитивный шантаж. В самом деле, что такое телеграмма, посланная лейтенантом Шмидтом императору, как не попытка ниспровержения существующего строя? Андреевский флаг, «Боже Царя храни», молебен по случаю тезоименитства Императрицы Марии Федоровны – все это лишь для отвода глаз. Истинные намерения и цели Шмидта надо искать в содержании телеграммы от 14 ноября.

Помимо телеграммы Петр Петрович посылает сочувствующему ему городскому голове А.А. Максимову следующую записку: "Командир крейсера 1-го ранга «Очаков». Ноября 15 дня 1905 г. г. Севастополь Для гласного обнародования г-ну городскому голове. Мною послана сегодня императору телеграмма следующего содержания: Славный Черноморский флот, свято храня верность своему