Лейтенант Шмидт. Герой или авантюрист? (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

команда собралась на левых шканцах, на крейсер прибыли рабочие в количестве 200 человек, торопившиеся закончить работу в сроки, обусловленные заводом. Когда старший офицер капитан 2 ранга Скаловский подошел к команде некто Рувим Цыбульский (якобы рабочий Сормовского завода, а на самом деле революционер с четырехлетним стажем) заявил Скаловскому: «Вот вы поздороваетесь с командой, она вам ответит, а Глизяну не ответит». В этот момент подошел исполнявший дела командира крейсера капитан 2 ранга Глизян и произнес обычное приветствие. Ответ получился очень жидкий и недружный. Глизян начал осыпать матросов площадной бранью. Появившийся снова Цыбульский, обращаясь к Скаловскому, начал иронизировать: «Ну что же, говорил я вам, что с вами лучше поздороваются, чем с командиром!». Услышав это, Глизян окончательно пришел в ярость, затопал ногами и, не помня себя, хотел ударить Цыбульского, но в дело вмешались другие рабочие и увели Цыбульского.

Относительно личности капитана 2 ранга Глизяна следует сказать, что в той экстремальной ситуации, которая сложилась на крейсере к середине ноября 1905 года, он оказался ни профессионально, ни психологически не готов. К тому же, судя по всему, он не был дипломатом и в выражениях, воспитывая подчиненных, не стеснялся. При этом, будучи временно назначенным на "Очаков" вместо ушедшего в отпуск штатного командира, он не знал команды и не приобрел среди нее столь необходимого командирского авторитета, да и реального опыта командования таким большим кораблем так же не имел. Помимо этого, стремясь резко подтянуть дисциплину среди привыкших к заводским послаблениям матросов, судя по всему порой перегибал палку. Служившие на флоте знают, как всегда резко падает порядок на корабле при заводских ремонтах, и какого труда стоит командирам и офицерам поддерживать соблюдение буквы корабельного устава в условиях и ремонта, а тем более достройки.

Не совсем грамотно повел себя Глизян и при разбирательстве по поводу инцидента с кочегарами. Вместо того, чтобы решить вопрос келейно, а может даже, принимая во внимание непростую ситуацию на флоте, пожурить кочегаров и спустить дело на тормозах, он проявил совершенно ненужную принципиальность и вызвал на крейсер военного следователя для проведения дознания о проступке кочегаров. Именно в процессе работы военного следователя, при реальной угрозе уголовного наказания зачинщиков неповиновения кочегаров и произошло возмущение всей команды сначала лично против Глизяна, потом против всех офицеров и, наконец, после соответствующей накачки агитаторов против государственной власти вообще.

Как это обычно бывает при недовольстве команды командиром, это проявилось, прежде всего, в нежелании с ним здороваться на утреннем построении. Это уже был тревожный симптом, но и он остался без внимания командования флотом.

Не лучшим образом проявил себя в данном случае и вице-адмирал Чухнин, который, не разобравшись в ситуации на "Очакове" (возможно, у него на это просто не хватило времени) не заменил ушедшего в отпуск командира "Очакова" на пользовавшегося авторитетом среди команды старшего офицера. А назначил временного командира со стороны. Возможно, если бы на месте Глизяна оказался тот же Скаловский, то ситуация на "Очакове" развивалась по другому сценарию, Но как было, так было.

Забегая вперед, скажу, что события на "Очакове" нанесли Глизяну огромную психологическую травму. В 1907 году он был назначен командиром базировавшегося во Владивостоке крейсера "Аскольд". Когда же в городе начался мятеж, то узнав, что матросы "Аскольда" примкнули к бунтовщикам, капитан 1 ранга Глизян не стал ждать развязки событий, а спустился к себе в каюту и застрелился…

…11 ноября "Очаков" вышел в море на пробу машин. Командир капитан 2 ранга Глизян во время выхода находился на ходовом мостике, довольно уверенно командуя кораблем на ходу. Накануне вечером офицеры по приказу Чухнина выпустили жидкость из компрессоров орудий, сделав их неспособными к стрельбе. Как оказалось впоследствии, мера была весьма не лишней.

К этому времени на крейсере было уже известно, что в казармах флотской дивизии началось брожение. Неповиновение команды и на "Очакове" командиру приобретало опасные формы. Поэтому после возвращения корабля на севастопольский рейд, Глизян, сославшись на болезнь, съехал с корабля. Впоследствии он объяснял это тем, что знал, что нелюбим командой и не хотел ее лишний раз провоцировать, а оставил корабль на своего старшего офицера, который был достаточно популярен среди матросов. Не смотря на определенную логику объяснения Глизяна признаем, что в тот момент он просто смалодушничал и фактически бросил вверенный ему крейсер в самый ответственный момент. Фактические бегство командира не осталось без внимания команды и маскировавшихся под рабочих-сдатчиков агитаторов. Вследствие этого команда начала выходить из повиновения. Все попытки старшего офицера капитана 2 ранга Скаловского вразумить матросов не удались. Чтобы не допустить повторения трагедии "Потемкина" Скаловский потребовал сдать ему на хранение ударники орудий и затворы винтовок. Приказ не был прихотью Скаловского, на это он получил указание Чухнина. При этом аналогичный приказ получили все командиры стоявших в Севастопольской бухте кораблей и судов Черноморского флота.

На это группа матросов во главе с комендором Никитой Антоненко наотрез отказалась выполнить приказ. При этом большая часть команды в той или иной форме поддержала протестующих. После этого, по примеру командира, крейсер покинули и все остававшиеся на борту офицеры. Оставшись в одиночестве, Скаловский продолжает уговаривать матросов. Спустя некоторое время ему удается уговорами вернуть на крейсер и часть офицеров. Но обстановка на "Очакове" к этому времени становится уже совершенно не контролируема. Матросы игнорирую офицеров, а агитаторы провоцируют их на конфликт. После этого офицеры "Очакова" снова покидают борт корабля. Скаловский снова остается в одиночестве.

В своем отказе разоружиться команда "Очакова" была не одинока. Аналогично поступили команды броненосца «Пантелеймон», минного крейсера «Гридень», учебного корабля «Днестр», эсминцев «Свирепый» и «Заветный» и канонерской лодки «Удалец».

Ночью с 12 на 13 ноября к Мекензиевым горам подошли воинские эшелоны с войсками 7-го армейского корпуса генерал-лейтенанта Меллер-Закомельского. Из-за возможной порчи железной дороги далее батальоны уже двинулись в пешем строю.

Утром 13 ноября Меллер-Закомельский встретился с вице-адмиралом Чухнина. По словам Меллер-Закомельского, только тогда он впервые узнал, что «командирован для усмирения бунта». В это трудно поверить, так как никакой иной другой причины присылки войск в Севастополь просто не могло быть. Впрочем, понять генерала можно, никому не хочется предстать перед потомками профессиональным карателем, а так, вроде бы, ничего не знал и не ведал, и в самый последний момент, бац, – приказ. Куда было деваться?

Информация, изложена Чухниным не могла порадовать Меллер-Закомельского. К этому моменту фактически восстали не только матросские казармы Корабельной стороны, но и крепостная саперная рота с оружием. В ходе дальнейшего разговора выяснилось, что Чухнин е не располагает точными данными о количестве мятежников