Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

стоил Москве в стратегическом плане, зато вбивал нейтральный клин между Германией и Италией, членами НАТО. Осенью, после консультации с маршалом Жуковым, он вывел советские войска и с территории Финляндии, объясняя это решение доброй волей и добрососедством.

На пенсии Хрущев вспоминал, как в начале 1950-х Сталин не раз поднимал австрийский вопрос («зря мы не подписали мирный договор») и гордился тем, что новым начальникам удалось его подписать: «Мы, руководители Советского государства, были очень довольны, что именно по нашей инициативе достигнута договоренность великих держав по столь сложному и важному вопросу… Австрия оказалась для меня и всех нас пробным шаром, демонстрацией того, что мы можем вести сложные переговоры и провести их хорошо. Мы отстояли интересы социалистических стран, вынудили капиталистические страны, которые проводили агрессивную политику… подписать мирный договор с Австрией, вывести оттуда свои войска. В результате она стала нейтральным государством… Если образно говорить, то мы в своей международной политике сменили детские штанишки на брюки взрослых людей. Наш успешный дебют был признан не только в СССР, но и за рубежом, что тоже имело большое значение»[371].

Он был прав. Директор Центра Бруно Крайского за международный диалог в Вене Гертруда Ауэр говорила мне, как австрийский канцлер Крайский неоднократно замечал, что процветанием, спокойствием и свободой страна обязана Никите Сергеевичу, которого он вспоминал как «товарища с великолепным чувством юмора». Тогда Хрущев сам ничего не подписывал, но Крайскому, в чине статс-секретаря, было легче работать с ним, чем с другими советскими лидерами, так как оба были активными сторонниками суверенитета. Во время церемонии в Москве главными официальными фигурами были Молотов и Микоян, а с австрийской стороны канцлер Юлиус Рааб, которого до сих пор называют «канцлером декларации о независимости».

Наряду с Австрией обсуждали Японию: неплохо бы и с ней договор заключить. Осенью 1956 года в Москве была подписана Советско-японская декларация, она еще не была мирным договором, но уже прекращала состояние войны между двумя государствами, что так и не было оформлено после победы. Через несколько лет на пути к окончательному миру встал вопрос Курильских островов и территорий, но пока отношения развивались.

Австрийская делегация в Москве: Н. С. Хрущев, в центре Е. А. Фурцева, Ю. Рааб, К. Е. Ворошилов и другие

1958

[Фонд-Архив Бруно Крайского, Вена]

Вдруг на одном из больших обедов — были Булганин, Микоян и другие — прабабушка предложила: «А если я поеду туда, мы поедем с женской миссией мира, мы — все жены». Жены за границу не ездили. Советские лидеры выезжали в одиночку, «по государственным делам». Это было наследием Сталина — он считал жен не заслуживающими доверия — особенно после самоубийства Надежды Аллилуевой. Вообще, поездки с супругами отвергались как буржуазная роскошь, недостойная коммунистического аскетизма, а отправить жен одних вообще было чем-то неслыханным.

«Ворошилов даже жевать перестал, а Булганин рюмку отставил от удивления», — вспоминала этот разговор тетя Рада. Прадедушке идея очень понравилась, но от нее пришлось отказаться: «Молотова инфаркт хватит, мы его на Австрию, одни мужчины, еле уломали. Я уже давно добиваюсь от него ответа, почему же Сталин не заключил официальный мир с Японией. Ни разу он не смог нам внятно объяснить».

Советско-китайское коммюнике о пребывании в Пекине правительственной делегации СССР

3 августа 1958

[АВП РФ]

Государственный договор с Австрией должен был показать Федеративной Республике Германии преимущества нейтралитета. Кремль несколько лет пытался предотвратить перевооружение ФРГ и в начале 1954 года даже предложил создать единую, разоруженную и нейтральную Германию. Идея была похожей на ту, из-за которой нападали на Берию в 1953-м, но теперь все было представлено как часть политики разрядки, а не как поспешная капитуляция перед капитализмом.

Не получилось. В начале мая 1955 года союзники признали суверенитет западных немцев, а ФРГ, в свою очередь, ратифицировала Парижские соглашения предыдущего года и вступила в НАТО. Москва сразу же подписала договор с Австрией и аннулировала военные договоры о дружбе с Францией и Великобританией. Через неделю СССР и соцстраны образовали Организацию Варшавского договора.

Тем не менее «мирное сосуществование» шло полным ходом. Уже осенью канцлер ФРГ Конрад Аденауэр приехал в Москву для обсуждения нормализации отношений. Выгоды от экономических, даже политических связей с Бонном были важнее идеологических стычек. В результате обе стороны установили первые дипломатические и торговые связи, а 10 000 репатриированных немецких военнопленных досрочно вернулись на родину[372].

ФРГ предлагала огромную финансовую помощь Восточной Германии в обмен на воссоединение — по сути, Аденауэр предложил выкупить ГДР у Кремля. На это мог пойти расчетливый Берия, но не романтик коммунизма Хрущев. Он рассматривал ситуацию с точки зрения теории домино: «Если бы мы поддались на подобные уговоры или угрозы, это стало бы политическим и стратегическим отступлением, отказом от ГДР, от ее пути социалистического развития. Это вдохновило бы агрессивные силы Западной Германии на еще больший нажим, чтобы потом отодвинуть польскую границу восточнее… Это могло послужить началом цепной реакции. На это мы никак не могли пойти»[373].

Аденауэр был глубоким антисоветчиком — особенно он возмущался атеизмом первого секретаря, — а Хрущев видел в нем враждебного «представителя крупного капитала», «мелочного человека», способного на «грубую лесть». Это не мешало им поддерживать отношения. Немец коллекционировал алкоголь, и Хрущев, всегда готовый похвастаться достижениями социализма, слал ему ящики с грузинской, крымской и молдавской продукцией. В ответ он получал рислинг, мускат и изысканное «ледяное» вино.

Когда дома не было гостей, бутылки стояли нетронутыми. Никто эти дегустационные подарки не отслеживал, и сначала студентка Лена тихо забирала вино на вечеринки в институт, а потом мама Юля, поступив в университет на факультет журналистики, таскала из кладовки бутылки на свои тусовки. Советская молодежь в иностранных винах не разбиралась, и она брала то, что выглядело попроще, в основном рислинг. Наверное, он был хорошим и дорогим, но кислым, и молодые журналисты сыпали туда сахар ложками. Когда Аджубей случайно их застукал, он устроил Лене и Юле взбучку — не за то, что взяли, а за то, что портили изысканный букет. Юным Хрущевым влетело и за порчу забора.

Александр Галич и Геннадий Шпаликов еще только напишут свое знаменитое:

Мы поехали за город,

А за городом дожди,

А за городом заборы,

За заборами — вожди.

Все правда, забор на даче первого секретаря в Огарево