Хранительница - Иса Белль

нами. Сначала я даже не обратила на это внимания, потому что мои мысли крутились совсем вокруг другого. Тем не менее сейчас его присутствие не помешало бы мне.

Я выпрямилась, подошла к раковине и кое-как прополоскала рот. Девушка, которая выполняла роль моей нянечки-ассистентки, раскладывала хирургический набор для шитья.

Хорошо, что я умела всем этим пользоваться. Хорошо, что не боялась игл, крови и боли. Хорошо, что…

Ничего не хорошо.

Мне страшно. И мне больно. Я хочу плакать, но стараюсь не делать этого, чтобы избежать инфекции. Я даже не могу закричать во всё горло, потому что, вероятно, моё лицо буквально лопнет.

Арабелла подставила мне табуретку, но я не присела на неё, а наоборот максимально близко придвинулась к зеркалу перед собой, прижавшись животом к раковине, и включила дополнительный свет, чтобы видеть себя ещё лучше.

Избавиться от осколков.

Промыть.

Остановить кровотечение.

Надеть перчатки.

Когда все эти этапы были пройдены, я была готова начать.

Набираясь смелости, глубоко вздохнула и мысленно попыталась успокоить себя, хотя времени на это не было, чтобы в конце концов прижать иглу к щеке и осторожно ввести её под кожу вместе с нитью. Боль при введение лидокаина в поражённую зону была терпимой по сравнению с той, что я уже успела испытать, когда вытаскивала стекло из своего глаза.

И той, что испытаю сейчас, когда буду зашивать его.

Я пережила это один раз и переживу сейчас, несмотря на то, что в прошлый я находилась в отключке и не помнила, что происходило следующие несколько дней. Однако лицо в напоминание болело ещё месяц. Если не больше.

Переживу.

Переживу.

Переживу.

Кровавые слёзы всё-таки потекли по моим щекам.

Я ничего не могла с этим поделать и сжала челюсти, чтобы зубы перестали биться друг о друга, потому что трясущееся лицо было ни к чему. У меня и без того не получилось бы сделать аккуратные швы, потому что я не могла заставить руки перестать дрожать. Сердце колотилось так, словно добивало свои последние удары.

Сделав первый стежок, прикусила нижнюю губу, проговаривая про себя не трижды, как обычно, а намного больше:

Терпи.

Терпи.

Терпи.

Терпи.

Терпи.

Терпи.

Терпи.

Терпи.

Терпи.

Терпи.

Терпи.

Обезболивающее ещё не успело подействовать, но у меня не было времени, чтобы ждать. Я истекала кровью. Голова кружилась. В глазах… глазу темнело. Арабелла помогала вытаскивать мелкие осколки из ран, к которым я планировала приступить чуть позже.

Минуты казались часами, а мучения – моим приближающимся концом.

Я плакала, зашивая себя. Арабелла в это время поглаживала меня по затылку, успокаивая и шепча проклятия. Сегодня мог быть хороший вечер, если бы я прислушалась к Деметрио и не полезла в работу, которая была окончена для меня. Он позволил мне слабость, но я отказалась от неё.

Быть слабой – как сложно и как легко одновременно.

Я так устала. Господи, как я устала.

От всего, кроме…

Него.

Деметрио показался в отражении зеркала. Я остановилась, чтобы посмотреть на него и немного отдохнуть от проколов. Наши глаза пересеклись. Моя кровь контрастировала на его коже, которая сейчас была в разы бледнее обычного. И отсюда мне казалось, словно зрачки его серых глаз вытянулись, как у хищника. Он всё также сжимал ладони в кулаки, будто держал в них свой здравый смысл, которого мог лишиться в любую секунду.

Или мою жизнь.

– Деметрио… – позвала я, больно улыбнувшись ему, тем самым стараясь успокоить нас обоих.

Он не отозвался.

Не подошёл ближе.

Его внимание осталось приковано к моему лицу.

Кровавые слёзы без остановки продолжали течь по нему и падать в раковину, уже усыпанную каплями.

Я хотела попросить Деметрио подойти ко мне, помочь мне устоять на месте и сказать, что он по-прежнему считает меня красивой девушкой.

Самой красивой. Единственной.

Однако я не успела этого сделать, потому что Арабелла, отдав приказ, перевела его внимание на себя:

– Убей их.

Глава 24

Деметрио

Ублюдки игнорировали две истины.

Первая: женщина – венец творения.

Вторая: Ева была создана для того, чтобы у существования Адама появился смысл.

Из этого следовало, что, убив женщину, жизни лишалась не только она, но и мужчина, для которого она выступала в роли предназначения.

Всё очень просто.

До сегодняшнего дня я был вполне уверен, что знал, как это – чувствовать Песца. Его неутолимый голод. Неконтролируемое желание. Пока Эбигейл не попытались забрать у меня. Какая наглость — решиться на то, чтобы лишить меня смысла.

Всё, что я собирался сделать, будет совершено не по приказу Арабеллы. Дело даже не в моём собственном желании, потому что Деметрио пошёл бы на это, не согласовывая с кем-либо.

Однако у Песца была хозяйка.

Эбигейл смотрела на меня через отражение в зеркале, пока я стоял на пороге в ванную и послушно ожидал её одобрения на то, что предложила девушка, находящаяся рядом с ней. Мы оба молчали, но её плач, который она издавала немного ранее, крутился в моей голове. Это продлилось недолго. Когда очередная кровавая слеза скатилась по щеке моего Ангела, заставив её поморщиться от боли, она кивнула мне.

И я ушёл.

Чтобы в конце концов оказаться здесь.

Частный сектор в глубине леса не огораживался. Люди не заходили так далеко, поэтому в этом не было необходимости. К тому же ублюдки никогда не были против появления ещё одной жертвы в своих списках. Хотя в такие дни, как сегодня, например, они предпочитали трахать друг друга.

Почему нельзя делать это постоянно?

В таком случае у нас не было бы к ним никаких претензий.

В глазах двоилось, когда я точно следовал маршруту, пробираясь через деревья. Свежий воздух пытался заполнить мои лёгкие, но я чувствовал только запах крови, перемешанный с ароматом белого мускуса и хлопка, которого моя дорогая Эбигейл лишилась бы, если бы жизнь покинула её тело в том ресторане. Она бы стала пахнуть как сероводород, аммиак и кадверин. Никак не моими любимыми небесами.

Я видел дом. Большой и красивый. Мне оставалось пройти не так много, чтобы войти в одну из его дверей. Свет в части комнат был включен. Музыка, играющая в них, доходила до моих ушей. А я слышал – крик, крик, крик. В моих руках не было оружия. Я – пуст. Совершенно ничего, что напугает их, когда я присоединюсь к ним.

Сколько здесь было людей? Неважно.

Все они умрут сегодня.

После чего я вернусь домой, расцелую лицо Эбигейл и